Богом данная. Схимонахиня Макария. Блаженная старица схимонахиня макария

"Мне Господь страдания дал выше благодати, - говорила она мне. – Такие муки не даны ни кому. А я страдаю и сама не знаю за кого".

«Богом данная»(С. 145)

Нашему сложному в духовном отношении времени дано милостью Божией великое утешение – в изобилии издается и беспрепятственно распространяется духовная литература. Уже изданы и переизданы почти все известные творения Святых отцов Церкви, жития мучеников и подвижников, произведения догматического, аскетического, катехизического направления. Практические издано все, что только можно издать.

Но и среди этого несомненного блага, среди этого моря духовных сокровищ Церкви, можно встретить книги резко чуждые всему духовному опыту Церкви. Эти книги тем опаснее, что претендуют быть чуть ли не учебниками духовной жизни. Можно сказать, что такие книги – подводные камни в море духовной литературы. Они могут превратить, - перефразируя святителя Игнатия Брянчанинова, - церковные книжные лавки из пристаней спасения в пучины погибели.

Одним из ярких образцов подобной литературы является книга о схимонахине Макарии Темкинской Г.П. Дурасова под названием «Богом данная» .

В данной статье речь идет не о личности м.Макарии, а именно о книге. Судить о самой схимонахине мы не беремся, так как не были знакомы с ней лично. Вполне допускаем, что Макария была человеком подвижнической, возможно даже и святой жизни. Бог знает. Дело в данном случае не в ней, а в книге. Читатель, взявший в руки «Богом данную» рискует получить о Православии ложную, искаженную информацию, а возможно, оказаться на пути прелести и погибели.

Анализ всей книги г-на Дурасова занял бы слишком много места. Вообще вся эта книга – учебник по прелести . Мы взяли лишь самые откровенные строчки из первого издания книги: «Сатис». Санкт-Петербург. 1994г.

Итак, что в книге «Богом данная» напрямую противоречит Святоотеческому учению?

1. Отношение к снам. Святые отцы категорически запрещают верить им. Верящий снам считался древними подвижниками находящимся в прелести. Что пишет г-н Дурасов о юной Макарии? «До одиннадцати с половиной лет небожители являлись ей во сне и учили, как следует освящать воду и масло и какие молитвы при этом необходимо произносить. «Я была памятливая и бойкая, все и перенимала» - говорила она о себе. Лишь тогда Царица Небесная разрешила Феодосии (имя Макарии до пострига) принимать народ и исцелять их духовные и физические недуги. Тогда же Она стала являться больным и сообщала им, чтобы шли они к Феодосии, от которой получат исцеление ». (С. 27)

2. Особое место в жизнеописании Макарии автор уделяет Святой воде и маслу. Но отношение к ним более чем странное. Создается впечатление, что вода не освящается, а заговаривается. Да и используется она иногда не во освящение и спасение душ и тел человеческих, а для целей очень странных: «Полученной от Феодосии святой водой женщина окропила больного петуха, и он прозрел. Это было первое исцеление по молитвам двенадцатилетней девочки ». (С. 28). Как известно, благодать в Церкви подается для тех, кто может наследовать спасение, то есть, для людей.

“Кто не соблюдал постных дней, не был воздержан в пище, пить святую воду разрешала она реже, кто же постился - чаще. Но часы ее приема каждому были установлены определенные, и их сочетание назначала Матушка по ей одной ведомому закону ”. (С.51) Подобное аптекарское отношение к Святой воде может вызывать лишь удивление.

“Трехлитровой банки хватало примерно на месяц, и хранить ее дольше не рекомендовалось”. Как известно настоящая святая вода хранится годами, а эта - «нашептанная» – не больше месяца. Не есть ли в этом скрытое указание на ложную природу подобного «освящения»?

“О молитвах во время освящения схимонахиня ни кому не рассказывала, касалась этого вопроса лишь вскользь. “Чтобы знать, как освящать, надо на небе, на Престоле, книгу “Небесный Устав” прочесть, - сказала она мне. - Мне же не велено никому говорить. Да еще благословение нужно получить. Меня благословили Спаситель, Матерь Божия, Иоанн Креститель и архангел Михаил ”. (С90).

“После ей только известных тайных молитв прочитывалось четырежды “Да воскреснет Бог”, а так же заклинательные молитвы от порчи, молитвы от большого бедствия. “Кто мучается очень, - пояснила Матушка,- одних запретительных молитв Киприановых надо девять читать ”. Однако в Церкви существуют чины освящения воды. Их может совершать только священник. Подобная «харизматическая» практика к православию не имеет никакого отношения. Может быть этим объясняется то, что: “Чем больше сосуд тем дольше надо было освящать содержимое ”?

“Пока моя свечка горит, я дам вам воды и масла, - говорила матушка Макария, - а когда свечка моя загаснет, тогда ни где не возьмете”. (С.91). Очевидно Церковь, как богоустановленный институт освящения и спасения людей, всерьез автором книги не воспринимается.

Вообще к Церкви у автора какое-то странное отношение: “Освященная схимонахиней Макарией вода была чудодейственной. Даже разбавленная водой из источника или освященной кем-то из навещавших Матушку священников она оказывала на человека целительное воздействие”. (С93). Как же надо относится к Церкви, что бы написать такие слова? Подразумевается, сто священник может только осквернить освященную «матушкой» воду!

“Своя закономерность была и при лечении святым маслом, употребляемым совместно с водой. Каждому назначала Матушка дни, в которые следовало растирать отдельные части тела обязательно «до большого жара». Тем, кто здоровьем был послабее, в субботу, два часа спустя после бани, лучше перед сном, надо было растереть макушку, спину и ноги (от паха до кончиков пальцев). В понедельник же – грудь, живот, бока и руки. Самым слабым, в указанном порядке, надо было растирать все тело, сначала «зад», а затем «перед»…

Больные спину, руки или ноги также следовало растирать до большого жара. Если же болезнь приключилась от колдовской порчи, то при этом необходимо еще и прочесть тридцать три раза молитву «Да воскреснет Бог»… Если болел нос, - надо было мазать сверху и внутри него, а после этого читать молитву Святому Духу, крестя лицо, глаза, нос, рот, уши ”. (С.52) Подобная практика пользованием маслом напоминает больше знахарство, чем воздействие на человека благодати Святого Духа.

3. Обряд отпевания автор явно считает оккультным действием, могущим повредить здоровью и жизни человека, в случае, если этот обряд будет совершен над живым: «Кто-то обманным путем трижды предает ее земле. С того времени у Тихоны (имя Макарии в рясофоре) стала сохнуть и сильно болеть одна нога и послушницу все время тянуло полежать на земле » (С. 40). По Дурасову выходит, что Самого Бога обманули, отпев Тихону при жизни и этим повредив ей.

4. Чудесные явления и откровения даже величайших святых посещали крайне редко, а в наше время умалились до чрезвычайности. Более того, святые, близкие нам по времени предостерегают от доверия к подобным явлениям, и даже советуют отвергать любые явления. В книге же г-на Дурасова явления Макирии происходят чуть ли не постоянно. А то, что говориться Макарии в этих откровениях привело бы в ужас любого истинного подвижника: “Прошло немного времени после принятия схимы, и Царица Небесная вновь явилась схимонахине Макарии и сказала, что избирает ее на Подвиг. Отныне ей следовало брать на себя страдания и болезни всех людей, кто обращался к ней с просьбой об исцелении, вместить в свое сердце всю боль и скорбь России и смиренно нести этот, ни с чем не сравнимый по тяжести, груз на своих хрупких плечах.

- Матерь Божия, зачем Ты такую хрупкую уключену выбрала? - спросила схимница, имея ввиду свою болезнь.

- Я все обошла и лучше тебя не нашла, - отвечала ей Царица Небесная. - Придется тебя ставить в Избранницы.

- Чего Ты надумала, какая я Избранница, я весь свой век на кроватке.

- Ты у меня совершенная! - сказала ей Владычица”. (С. 42-43).

Святые утверждают, что похвалу без вреда для души не может перенести ни один человек. Здесь мы ясно видим, что подвижница сознательно вводится в гордостное состояние неким, кто представляется ей Божией Матерью.

Не могут не шокировать того, кто хоть вскользь знаком с Православным преданием и подлинным духовным опытом Церкви и такие заявления, приписываемые г-ном Дурасовым м. Макарии: «Я не знаю, что такое гордость, - сказала она (матушка – сост.). Ты меня хоть как назови я необижусь » (С. 61). Святые отцы учат, что гордость есть в самом совершенном человеке, и чем человек совершеннее, тем более гордым он себя видит. И наоборот;

“Я ни на кого не обижаюсь, а если они сердятся, то говорю: “Вы не годны сегодня со мной разговаривать” - и молчу” (С.62). Нечто вроде: «что с вас взять?». Однако, это не признак смирения, а скорее наоборот;

“Я, во-первых, ни чего не нарушаю и небесных стараюсь не обижать, а во-вторых, ставлю себя ниже всех”. Как известно, величайшие святые видели себя не исполнившими ни единой заповеди, и ставили себя ниже всех, но никому не говорили об этом;

“Я всех ко Господу приведу, - говорила она о тех, кого лично знала. - Господь, вероно, скажет: “Ну и Макария, привела ты ко Мне кого ни поподя: одни тебя обирали, другие обижали, третьи грабили” (С.62). Святые огромным счастьем признавали спасение всего одной – собственной - души. Многие из них (такие как Пахомий Великий) и свое то спасение ставили под большое сомнение;

“Во всей России ни один человек не страдает так, как я. Своими болезнями я всю Россию загородила ” (С.86).

“- Матушка, есть ли в России еще человек, который, как ты, исцеляет людей водичкой и маслицем, кого так быстро может услышать Царица Небесная?

- Не дал Бог такого человека, - сказала она с сожалением ” (С.86).

“Москву я дюже берегу, как я молюсь за каждого; там весь народ, там народу много ” (С87).

“Не раз молила Владычицу схимонахиня Макария освободить ее по телесной немощи от данного ей подвига. В ответ она слышала: “Матушка, Я тебя давно бы взяла, да на твое место никого не подыщу”. И в другой раз: “Я весь христианский народ прошла, а замены тебе не нашла ” (С.100). Не этой ли «скромной» самооценки как огня боялись Святые?

5. В книге Дурасова встречаются высказывания, подтверждения которым мы не найдем ни в Священном Писании ни у Святых отцов: “После десяти вечера есть нельзя, потому что начинаются “Страховые часы”; на н6ебе идет большое пение ” (С.53).

6. Вызывают удивление и некоторые молитвы Макарии: “Упокой, Господи, души усопших раб Твоих (называй их имена) за теплыми пирогами, за святыми просфорами, за мирским каноном и сотвори им вечную память ” (С.54). Это больше похоже на народный заговор.

7. Подчас удивляет предмет молитв подвижницы: “Однажды Матушка рассказывала мне, как молилась она Царице Небесной и просила: “Матерь Божия! Принеси мне своего Маленького. У меня ни когда не будет своих, а я люблю маленьких деточек... Матерь Божия явилась ко мне, - говорила она,- и принесла своего Младенца. Положила на кроватку, а он курчавинький, он красивый какой! Я ручки целовала и плакала ”. Если бы подобное писали о какой-нибудь католической подвижнице, вроде Терезы «младенца Иисуса», то все бы было понятно. (С.74)

8. Если к воде и маслу в книге выказывается огромное расположение, то к просфорам – знаку участия в Таинстве Евхаристии – отношение другое: “В последние годы жизни схимонахиня Макария лишила себя не только яблочек, которые ей приносили, но даже и просфор. Ела она черные сухари размачивая их водой из источника ” (С.88).

9. Колдуны, порча, сглаз – прочий набор оккультных суеверий – характерная черта псевдоправославной лжедуховности. Согласно книге Дурасова колдуны могут помещать чуть ли не Самому Господу Богу: “Часто и подолгу ли бывает у тебя, Матушка, Владычица?” - допытываюсь я. “У меня давно не была,- с горечью вздыхала схимонахиня Макария в ту пору, когда в ее “хате” были большие нестроения от “хожалок”, - в доме колдуны все испортили, а там где не чисто, Она не бывает” (С.97).

“Портят того, - говорила схимонахиня (про колдунов) кто им мешает. Вот я мешаю колдунам, они меня и портят. Я же на кресте, у Господа Бога крест такой ни кто не несет ” (С.115).

«Меня болезнь пересилила. Это порча лихая, потому я и не кушаю. Не невольте меня, а то я буду плакать. Их (колдунов) болезнь переносить очень трудно, это я только могу переносить » (С. 117).

10. Критерий святости для Макарии так же очень субъективен: «Отец Михаил - великий старец, великий столп от земли до неба. Он первый поклонился моим страданиям, а больше ни кто не кланялся » (С. 131).

Несмотря на, казалось бы, однозначный вывод, который напрашивается по прочтении подобных высказываний, делать его мы не будем. Книга г-на Дурасова не является доказательством неправильности пути Макарии, так как ей (книге) просто нельзя доверять всерьез. Книга красноречиво говорит о духовной безграмотности своего автора.

Хочется верить в то, что в силу полной некомпетентности автора книги в духовных вопросах, все то, что г-н Дурасов написал о Макарии – не ее, а его понимание Православия и духовной жизни в Церкви.

игумен Игнатий (Душеин)

иерей Алексий(Махетов)

Дата рождения: 11.06.1926
Гражданство: Россия

Сила Божия в немощах совершается.

Село без праведника не стоит. За этой истиной - многовековой опыт православного народа. Нам, простым смертным, все представляется, что святые праведники - это что-то вроде легенды. Но они жили и живут сейчас среди нас. Тихо творят свою непрерываемую молитву - за нас, за всю Россию. Их, по признанию праведницы Матушки Макарии, еще много, очень много, "...они в горах, в маленьких хатках, таких маленьких - только взойти: столик да иконка висит. Они - столпы от земли до неба!". Сама схимонахиня Макария - одна из них. Праведница, великая духовная труженица, избранница Божия.

Село Тёмкино Вяземского района. Глубинка Смоленской области. Здесь более полувека жила, служила Богу и людям старица Макария. Сюда приезжали к ней за исцелением от душевных и телесных недугов со всей России. Здесь окончился ее земной путь. Но люди приезжают и теперь.

Ее могилка - самая первая от входа на сельский погост. На могиле - черная гранитная плита, большой крест. Цветы - очень много цветов! - и зажженные свечи. Я опустилась на колени, поставила свою свечу и припала головой к сыроватой и теплой земле. Я шептала ей горячие слова то ли молитвы, то ли жалобы, то ли оправдания. Я обращалась к ней, как живая к живой, уверенная, что Матушка слышит меня и возносит мои сумбурные излияния туда, где они могут быть приняты.

Летнее небо сияло над нами. Зеленела трава, счастливо и вольно щебетали птицы. У ограды остановилась машина. Вышла женщина средних лет, хорошо, по-городскому одетая. Явно ждет, чтобы самой подойти к могилке. Она приезжает сюда из Обнинска каждое лето, как приезжала к Матушке еще при жизни ее. Молитвами, освященной водой и маслицем да мудрыми наставлениями и немногословной душевной беседой лечила ее Матушка Макария от смертельной болезни. И вылечила. Как вылечила многих других, кто к ней обращался.

Держу в руках маленькую цветную иконку. Стараюсь разглядеть в написанных временем и жизнью чертах старицы голубоглазую девочку, бойкую и речистую.

Она родилась 11 июня 1926 года в деревне Карпово того же, Вяземского района Смоленщины. Явилась на свет в день, когда православные празднуют икону Божией Матери "Споручница грешных" и вспоминают деву - мученицу Феодосию. Вот уж истинно: ничто в мире случайно не совершается! При крещении девочку назвали Феодосией (так же звали и ее мать), что значит "Богом данная". Настоятель храма, где ее крестили, иеромонах Василий был наделен даром прозорливости. Передавая ребенка родителям, сказал: "Девочка хорошая, жить будет, а ходить не будет"

Так и случилось. Шустрая девочка и ходить рано начала, и лопотать. Но однажды посторонняя женщина, зайдя по делу в их дом и увидя бойкую девчушку, погладила ее по головке и спинке и сказала: "Какая маленькая, а уже ходит" Тут же у девочки подогнулись коленочки, она упала и уже никогда больше на ноги не вставала...

Много и часто встречавшийся с ней Г.П. Дурасов составил жизнеописание блаженной старицы схимонахини Макарии на основе личных встреч, свидетельств знавших ее людей и ее собственных рассказов. И если вы прочтете его книгу "Богом данная" (издательство "Сатисъ", Санкт-Петербург, 1994 г. и Воронеж, 2000 г.), ваша собственная жизнь станет глубже и богаче.

Очень рано проявилось ее избранничество. Когда малышку клали в колыбель, подвешенную к потолку, на лучке с полудня до трех часов дня зажигалась неизвестно откуда бравшаяся свеча. Видевшие это говорили: "Разве наши дети не такие же? А над ними не зажигается".

Однажды в дом зашел странный человек. Представился печником. "Нет, ты не печник, ты - батюшка, - сказала Феёнушка, как звали ее домашние. - Ты меня спаси, у меня ножки не ходят". "Терпи, так угодно Господу", - ответил он. Потом прочитал над нею молитву, а матери посоветовал больше к врачам не возить и в приют не отдавать. Уходя, велел девочке выучить молитву преподобному Тихону Калужскому. Так сам преподобный впервые явился Феодосии.

Когда ей было 8 лет, она, без всяких внешне видимых причин, погрузилась в летаргический сон, во время которого ее душа пребывала в раю - Ангел-хранитель показывал ей горний мир. В Небесном Царстве впервые встретилась с Матерью Божией. "Она там самая красивая из всех!" - рассказывала потом.

По благословению Царицы Небесной она получает дар

исцеления людей.

До одиннадцати с половиной лет ей являлись во сне небожители и учили ее, как освящать воду и маслице для целительства, какие молитвы при этом читать. Она все запоминала. И лишь тогда Царица Небесная разрешила ей принимать людей, исцелять их физические и душевные недуги.

Стали приходить люди из ближних и дальних деревень. Сначала просили вылечить больную скотинку. Потом стали просить полечить и их самих. И она помогала им, молилась за них, наставляла, как им самим молиться. Время было тяжелое, начиналась "безбожная пятилетка", шла коллективизация, рушили храмы, выкорчевывали из сознания людей веру. А в глубинке Смоленщины сохранение верующих и обращение к вере новых людей совершалось через таких благодатных людей, как избранница Божия юная Феодосия...

Путь избранника очень тяжел. Ему постоянно посылаются испытания. В них утверждается его дух.

Тяжелейшее испытание выпало девочке в годы войны. В августе 1941-го в деревню вошли немцы. Семья разъехалась кто куда. Феодосию оставили в пустом и холодном доме, без куска хлеба. Жители деревни привели к ней своих детей, а сами ушли в лес. 15-летняя девочка, практически беспомощная, оказалась одна с 36 детишками на руках. "Я зажгла 7 лампад и 12 свечей и начала молиться"... Никто их не тронул, а немецкий офицер дал ей "охранную грамоту".

Когда враг покинул деревню и жители вернулись домой, у Артемьевых поселился колхозный бригадир с семьей, а Феодосии сказал: "Ползи в Заголовку, там сельсовет, тебе помогут". Зимой, по снегу, ползла она в другую деревню. Но никто не хотел ее приютить - у самих было трудностей хоть отбавляй. Она осталась на улице и прожила там 700 (!) дней, укрываясь в стогах, а то и в снегу. Это невозможно вообразить! Случайно ее встретила 72-летняя монахиня Наталья, которая жила в селе Тёмкино. Она и приютила, обогрела несчастную.

В пятидесятилетнем возрасте девица Феодосия была пострижена в монахини под именем Тихоны, а еще через полтора года, в феврале 1978-го, она приняла великий ангельский чин - схиму - с именем Макария. И вскоре после этого ей вновь явилась Царица Небесная и сказала, что избирает ее на Подвиг. Отныне ей следовало брать на себя страдания и болезни всех людей, кто обращался к ней с просьбой об исцелении, вместив в свое сердце всю боль и скорбь России, и смиренно нести этот ни с чем не сравнимый по тяжести груз на своих плечах.

Матерь Божия, зачем ты такую укрючину выбрала? - спросила схимница, имея в виду свою болезнь.

Я все обошла и лучше тебя не нашла, - отвечала ей Царица Небесная. - Ты у меня совершенная!

И после уже, до последнего дня жизни, своим близким, кто спрашивал Матушку о ее здоровье, она говорила: "Мне никогда не будет хорошо, мне хорошо не разрешено"

От кладбища до дома, где Матушка прожила свои последние 20 лет, примерно полкилометра. В конце села, в тени липы - небольшой деревенский дом с палисадником. Входим в темноватые сенцы, из них - в прихожую, оттуда - в комнату, где праведница жила, молилась, принимала людей.

Небольшая металлическая кроватка с никелированной спинкой с шишечкой - такие раньше были во многих домах. На стенах - иконы, образки - много икон. Автор уже упоминавшейся книги "Богом данная" вспоминает: "На кровати сидит, чуть привалившись на подушку, маленькая ссутулившаяся старица в черном поношенном подряснике и апостольнике, покрывающем не только ее голову, но и плечи. Худенькая, тихая Матушка беззвучно молится, перебирая четки, и приход очередного посетителя не сразу нарушает ее по-детски чистую молитву. Округлое бледное лицо с большими небесно-голубыми глазами и алыми губами очень выразительно и благородно. И в лице ее, и во всей фигуре - выражение внутреннего покоя".

Не счесть, не рассказать, сколько людей и с какими нуждами перебывало у нее. Еще нет и 7 утра, а во дворе первые посетители ждут своей очереди поговорить с Матушкой, попросить. О чем только не просят! За мужа помолиться - помер; за сына с невесткой; "коровка заболела, плохо доит"; за брата - "двадцать восемь лет ему, шестеро детей, не ходит он"... Сядет человек на стульчик около кровати или встанет на колени, а Матушка спросит: кто пришел, по какому делу? Выслушает, утешит, снабдит водичкой святой да маслицем освященным, объяснит, как пользоваться, как молиться да в какие часы водичку пить и маслицем больное растирать, отпустит со словами: "Не гляди, что три года ножка болит. Матушка помолится, и поправишься".

Ей задавали много вопросов. Каждому она давала ответ по мере его духовной зрелости. "Хочешь, - говорила она, - благодать получить, надо подготовить себя, чтобы имел искру Божию. Всякий человек может получить благодать, только молись Богу, проси Христа: "Господи, прости и помилуй меня". Он, когда будет надо, благодать и пошлет". Всех она призывала молитвенно обращаться к Спасителю и Царице Небесной. Сама она усердно молилась за всех людей, за Москву, за Россию. О Москве она говорила: "Москва - город святой, отсюда православным нельзя уезжать". "Я боюсь спать, - признавалась она, - в такое тревожное время не спят. Незнамо что творится в нашей России". И, словно получив из горних высей ответ на свои молитвы, говорила: "Россия никогда не погибнет! Ее Господь просветит, и она опять будет Россия как Россия".

Матушка, а не тяжело ли тебе нести такой великий крест? - спросят ее.

Даже легко кажется, - ответит она.

Особая, удивительная сторона жизни Матушки - отношения с Царицей Небесной. Схимонахиня не только лицезрела Ее, но и беседовала с Ней.

Когда из дома Матушки Макарии идешь через двор к калитке на улицу, справа увидишь голубую дверь, обращенную на восход солнца. Через эту дверь и входила Царица Небесная в дом схимонахини. "Где Она пройдет, там цветы цветут, и где Она побудет, там цветы цветут. А здесь она проходит сквозь терраску, все двери Ей подчиняются, Она так и ходит, навещает".

Богородица беседует с Матушкой, наставляет ее, отвечает на вопросы, рассказывает, что делается в мире. Но главное - Она поддерживает, жалеет молитвенницу и напоминает ей о ее долге: "Матерь Божия, подыми меня с постельки", - просила схимонахиня. И слышала в ответ: "Время не пришло. Я тебя давно бы взяла, да на твое место никого не подыщу". Вопрошала: "А Россия-то будет? Будет ли Россия?" И получала ответ: "Россия многоправославна. Россия не погибнет!"

Последние годы жизни Матушки Макарии были тяжелыми. Наваливались болезни, отступали силы, нарастала тяжелая и непонятная суета вокруг. На стыке двух великих недель - Неделе Всех Святых и Неделе Всех Святых, в земле Российской просиявших, 18 июня 1993 года, в 23.30 минут закончился земной путь схимонахини Макарии. Началась новая жизнь ее души. Последние ее слова: "Поститесь, молитесь, в этом спасение!"

Еще при жизни Матушка Макария как-то, глядя в оконце, сказала: "А здесь будет стоять храм". И вот в июле 2000 года, в день 7-й годо вищины кончины Матушки, точно на этом месте была заложена деревянная церковь во имя иконы Смоленской Божией Матери. "Не стоит село без праведника", - свидетельствует русская поговорка. И без храма село не стоит.

У схимонахини Макарии не было своих детей, но ей была дарована такая сила материнской любви ко всему живому, что рядом с ней человек чувствовал себя ее "детёнком" и с детским доверием приникал к ней. С этим чувством детской защищенности покидали и мы тихое святое жилище праведницы.

Дома я поставила купленную там кассету. Живой голос Матушки Макарии, слегка надтреснутый, но звучный и глубокий, казалось, пел прямо для меня: "Пресвятая Троица, помилуй на-а-с, Господи, очисти грехи наша-а, Святый, посети и исцели немощи наша-а, имени твоего ради-и..."

Немощно было тело схимонахини Макарии, но высок и крепок ее дух, сильна и целебна ее молитва, велик ее Подвиг. Истинно: "Сила Божия в немощах совершается".

Сила Божия в немощах совершается.

По благословению Царицы Небесной она получает дар

исцеления людей.

Путь избранника очень тяжел. Ему постоянно посылаются испытания. В них утверждается его дух.

Матерь Божия, зачем ты такую укрючину выбрала? - спросила схимница, имея в виду свою болезнь.

Я все обошла и лучше тебя не нашла, - отвечала ей Царица Небесная. - Ты у меня совершенная!

Матушка, а не тяжело ли тебе нести такой великий крест? - спросят ее.

Даже легко кажется, - ответит она.

Еще при жизни Матушка Макария как-то, глядя в оконце, сказала: "А здесь будет стоять храм". И вот в июле 2000 года, в день 7-й годовищины кончины Матушки, точно на этом месте была заложена деревянная церковь во имя иконы Смоленской Божией Матери. "Не стоит село без праведника", - свидетельствует русская поговорка. И без храма село не стоит.

18.06.2017 Общецерковные новости

18 июня 1993 года отошла ко Господу блаженная старица схимонахиня Макария. Подвижница, хотя и не причислена пока к лику святых, очень почитаема среди простого народа. В селе Темкино Смоленской области блаженная матушка Макария прожила полвека. Сторожилы хорошо помнят свою современницу и соседку.

Родилась блаженная схимонахиня Макария (в миру Артемьева Феодосия Михайловна) 11 июня 1926 года. В день празднования иконы Божией Матери «Споручница грешных». В полтора года у девочки заболели ноги, и она могла уже только ползать. В восемь лет девочка заснула летаргическим сном. Родители думали, что их дочь умерла. Но ребенок очнулся. И, как написано в житии, с того времени будущая матушка получила от Пресвятой Богородицы дар исцелять людей. Но не это было главным в ее жизни, подметил игумен Александр, специально приехавший в Темкино на богослужение.

В детстве будущая матушка оказалась брошенной родными. Она влачила жалкое существование, жила под открытым небом, питалась снегом, травой и остатками найденной пищи. Ребенка подобрала пожилая монахиня. С ней девочка прожила двадцать лет. После смерти монахини девушка вновь оказалась на улице. В инвалидный дом ее не взяли. Кое-как собрала деньги, купила стоявший в другом конце села недостроенный дом. В нем и прожила остаток жизни. Приняла монашество и схиму.

17 лет назад матушку похоронили на сельском кладбище. С тех пор на могилу схимонахини Макарии люди едут из разных концов России, ближнего и дальнего зарубежья. Впрочем, как рассказывают местные жители, и раньше у дома матушки всегда были людские очереди. Соседи забирали паломников к себе на ночлег. Схимонахиня принимала всех, никому не отказывала.

Сейчас недалеко от останков дома матушки построили народный музей. Самые ценные экспонаты в нем - фотографии и портреты, на которых изображена подвижница. Здесь же установлен большой поклонный крест в память явлений Пресвятой Богородицы схимонахине. Еще один ценный памятник села также связан со подвижницей. Это каменный знак у подножия креста. Он напоминает том, что к схимонахине не раз приезжал первый в мире летчик-космонавт Юрий Гагарин.

Еще одна достопримечательность Темкино - храм-часовня во имя Смоленской иконы Божией Матери. Место строительства в 1990 году указала матушка Макария. Сейчас здесь строится храм. Елена Петухова, жительница Смоленска, о подвижнице узнала только из книг.

Днем и ночью схимонахиня молилась за всю страну. Терпеливо переносила собственные несчастья. Опыт ее жизни - не пример для подражания - у каждого свой путь, рассказывает игумен Александр. Но вера подвижницы достойна восхищения - она помогала ей во всех тяготах. Ведь часто люди жалуются на мнимые проблемы.

Источник святого Илии Пророка в Темкино начали обустраивать и чистить еще при жизни матушки Макарии. Но после ее кончины все обветшало. Тогда решили построить над источником часовню и возвести купальню. Здесь в любое время можно набрать святой воды. И унести частичку благодати с собой.

Сельчане уверены - их древнее село возрождается молитвами схимонахини Макарии. Здесь собираются строить гостиницу для паломников и культурно-духовный комплекс. Приглашают для участия благотворителей и строителей.

Еще жители составляют памятный альбом о подвижнице и просят нести в народный музей все свидетельства, воспоминания и отзывы о матушке Макарии. Копии её фотографий и снимки старинных видов села Тёмкино.

Подвигом схимонахини Макарии была неустанная, ни днем, ни ночью не прекращавшаяся молитва. Для читателей сайта публикуем отрывок из книги "БОГОМ ДАННАЯ. Жизнеописание блаженной старицы схимонахини Макарии" (Геннадий Дурасов):

К схимонахине Макарии впервые приехал я в Прощеное воскресенье 1985 года. С той памятной для меня встречи на протяжении последующих лет я нахожусь под самым глубоким впечатлением от ее удивительной прозорливости и необычайной силы молитвы. У Господа и Божией Матери могла она, как я верил, вымолить всё, о чем бы ни просила. Тогда мне было трудно поверить, что я не только видел, но и говорил с человеком святым, прожившим удивительно тяжелую по выпавшим на ее долю испытаниям жизнь. Видел такую великую подвижницу, о которой мог лишь прежде прочитать в житиях святых.

В наше рациональное время жития древних святых многими воспринимаются как полулегендарные. А между тем живые рассказы о недавно почивших или ныне здравствующих праведниках, с одной стороны, являются знамением православной веры, а с другой — духовно укрепляют верующих людей. Они служат яркими примерами для подражания и напоминают всем нам, что дело спасения души хоть и многотрудное, но реальное и сегодня. Духовный подвиг схимонахини Макарии в этом смысле может стать ценным примером для подражания, поскольку она являет собой удивительно яркую личность на нашем духовном небосклоне…

Не раз пытался я расспросить о жизненном пути Матушки людей, которые много лет не только знали, но и пользовались ее гостеприимством, духовной и материальной поддержкой. Но никто из них, к. сожалению, так и не смог рассказать что-либо существенное о подвижнице. Думалось часто: нельзя допустить, чтобы этот великий пример подражания Христу остался в забвении; как сделать его достоянием гласности не только в России, но и за пределами нашего Отечества? А может быть, попытаться составить жизнеописание этой Божией избранницы нашего Отечества?

В молитвах я стал просить Царицу Небесную, чтобы Она благословила Матушку поведать о своей жизни, так как знал, что подвижница все делает только с благословения Владычицы. По-видимому, молитва эта была Ею услышана, и Матушка сама вдруг стала рассказывать отдельные эпизоды своей жизни, а я сначала по памяти, а вскоре и дословно принялся записывать все сказанное ею. По необъяснимой для меня причине мне посчастливилось в течение многих месяцев быть не только собеседником, но и духовно близким ей человеком, с кем она могла говорить о самом для нее сокровенном. Так за восемь лет накопилось много записей, из которых и составилось это жизнеописание.

Но прежде чем приступить к его изложению, я счел необходимым получить на это благословение у духовно близкого схимонахине Макарии человека — протоиерея Михаила. Духовно поддержал меня и благословил издать книгу о схимонахине Макарии и архимандрит Гермоген, глубоко почитавший старицу.

Настоящая работа не претендует на исчерпывающую полноту, а является попыткой исполнить христианский долг и поведать людям об их выдающейся современнице. Основной задачей этой книги было собрать воедино все самое ценное, что удалось услышать от Матушки, и донести до читателя не только ее живую речь, но и образ. Образ человека, жившего среди нас и подражавшего Тому, Кто “душу свою отдал для искупления многих” (Мк-10,45.)

Камень, егоже небрегоша зиждущии, ей бысть во главу угла.
Пс. 117,22

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

На второй день после рождения, в праздник Вознесения Господня, ее вместе с братом-близнецом решено было крестить. В самый день рождения девочки ее будущей крестной, монахине Евдокии, жившей в селе Булгакове, где раньше находилась же некая Скорбященская община, было видение, из которого следовало, что крестить новорожденную девочку нужно только в церкви великомученика Георгия, что в селе Кулиши. Идти же туда следовало пешком, неся младенца на руках.

Егорьевский храм, как его называли местные жители, был большим и красивым. Рядом с ним стояла часовня, а вблизи протекала никогда не замерзающая река.

Настоятелем храма служил тогда иеромонах Василий, человек глубоко духовный, имевший дар прозорливости и среди жителей окрестных деревень и сел славившийся исцелением душевных и телесных недугов. Он хорошо знал семью Артемьевых и не раз бывал в их доме.
“Когда нас принесли крестить, — рассказывала Матушка, — брат был очень слабый. Священник сказал: “Сначала окрестим мальчика, потом девочку”.

Отец Василий поторапливал пономаря: “Давай, давай скорее, мальчик умереть может”. И действительно, как только младенца Ивана окрестили, он умер. Затем отец Василий крестил девочку и нарек ей имя Феодосия, что значит “Богом данная”. Вынимая ребенка из купели и подавая ее крестной матери на пеленку, он сказал: “Девочка хорошая, жить будет, а ходить не будет”.

Семья Артемьевых была самой большой в округе: родители, четверо сыновей с женами и детишками, шесть дочерей, одна из которых была замужем, — всего двадцать человек. Жили они в ту пору все вместе в маленьком домике, который ни расширять, ни перестраивать не разрешалось. В доме было очень тесно: и посидеть негде, и прилечь негде. “Младенцы плачут, детишки побольше что-то лопочут. Маленькие большим спать не дают, те, кто побольше, плачут, как маленькие. Двадцать человек, а жили как двое, ничего лишнего, только молитва”, — вспоминала матушка Макария.

Глава большого семейства Михаил Артемович был тогда старшим рабочим на железной дороге. А в молодости, как только женился, работал в бараночной, пек баранки. Его отец Артем в 1890-е годы получил подряд на строительство церкви в соседнем селе Тёмкино. Михаил также в свободное от работы время трудился на этой стройке: подносил кирпичи, мял глину. Феодосия Никифоровна работала вместе с мужем на железной дороге. Кроме того, она занималась портняжным делом, шила одеяла, ткала холсты, и в дом к ней приходило с заказами много людей.

В былые времена в русских семьях маленькие дети спали в деревянной люльке, похожей на корытце, которое подвешивалось на веревках за четыре угла к концу гибкой палки — лучку. Эта люлька покрывалась сверху пологом. Когда маленькая Феодосия еще лежала в люльке, с полудня до трех часов дня на лучке загоралась свечка. Откуда она бралась — никто не видел и не знал, “Девки, девки, смотрите, опять свечка горит, — удивлялись невестки, — знать, девочка не простая”. “У тебя с этим ребенком что-нибудь будет, — говорили они Феодосии Никифоровне, — и у нас дети есть,что же у них лампадки не горят, дети ведь все одинаковые”.

Между тем, девочка быстро росла, не отставая от своих ровесников. “Я рано пошла, была бойкая, все кричала, как было не по мне. Речистая была, лопочу что-нибудь”, — вспоминая, рассказывала Матушка. Мать звали Феодосией и младшую дочку тоже Феодосией, и чтобы их различить, девочку стали любовно называть Феёнушкой.

Как-то раз пришла к матери за сшитым одеялом старуха-заказчица. Глядя на Феодосию, она удивленно произнесла: “Какая маленькая, а уже ходит”, — и затем погладила ее по спинке. Тут же у девочки подогнулись коленки, и она упала. “Что ты не встаешь, что не ходишь?” — спросила ее мать, подойдя к лежащей на полу Феодосии. “Как же я буду ходить, я ж коленочки не могу разогнуть”, — отвечала девочка. С того времени у нее заболели ноги: день она ходила, а на другой ее одолевал недуг, случались припадки, длившиеся до четырех часов кряду. Она падала на пол и не могла встать. Несчастные родители возили ребенка к докторам, но лечение результатов не давало, и больной ребенок становился обузой для большой семьи.

Все работы по дому в семье Артемьевых лежали на невестках: они следили за чистотой, готовили еду. Те, кто кухарил, всегда недосыпали. Вставать приходилось в половине четвертого ночи, чтобы успеть приготовить пищу и накормить всех: кого перед работой, кого перед учебой. Еду готовили трижды в день. Утром — два больших котла: один с супом, другой со щами. В завтрак, обед и ужин за стол садились по очереди: сначала ел отец, четверо сыновей и невестки, затем садилась мать и все дочери, и после всех кормили маленьких. В доме было сытно, на стол ставили одну на всех большую чашку с супом или щами, и из нее все черпали своими ложками.

Феодосии же места за столом не находилось, и вспоминали о ней в последнюю минуту. Больная и голодная девочка ползала под столом и рада была найденной корочке хлеба, оброненной кем-то. “Они меня не жалели и кормить не хотели, чтоб я умерла. До того меня сморили, что я еле ползала, не знаю, как жива осталась”, — вспоминала Матушка. Ей не было еще и двух лет, когда, голодная, она полезла в чугунок, чтобы найти поесть что-нибудь, но опрокинула его на себя, а там был кипяток. В другой раз хотела достать из чугунка картошку, сунула руки в горячую воду и обварила их.

Домашние не раз говорили девочке: “Хоть бы тебя Господь прибрал”. “Ну что ты сидишь в уголке?” — бывало спросит ее мать. “Мамочка, у меня теперь ножки не выпрямляются”, — отвечала ей девочка. До трех лет она хоть и плохо, но все же ходила, а когда чувствовала, чтоне могла стоять, тогда за стену держалась. А с трех лет, по словам Матушки, она не ходила “ни капли”.

И последующие обращения к докторам никаких результатов не давали. Последней надеждой оставались столичные медики. “Я просила врачей: “Вы мне полечите ножки, чтобы я пошла. Что же вы не лечите?” Они меня на руках носили и говорили с жалостью: “Феёнушка, какая ты хорошая девочка, только ножки у тебя не ходят”.

Испытав, казалось, все возможности вылечить Феодосию, родители повезли девочку к отцу Василию, который ее в свое время крестил и произнес о ней пророчество, что ходить она не будет. “Поздно приехали, — горестно сказал он. — Если бы привезли девочку ко мне сразу, тогда можно было бы ее вылечить”. Он говорил о духовном лечении, но в происшедшем усмотрел особый Божий промысел о Феодосии. К тому времени ноги у нее перестали разгибаться совсем, и она уже никогда больше в своей жизни не встала на них.

Когда семья Артемьевых укладывалась спать в своем тесном домишке, почти все постели стелили на полу, а место больной девочки было под кроватью. Там она теперь не только спала, но и проводила большую часть дня. “Я только под кроватью и сидела, — рассказывала Матушка, — мне никуда выйти не давали. То ребятишки обидят меня, то большие, мать иногда наподдаст: “Уползай с дороги”. А мне обидно, ведь не просидишь под кроватью все время”.

Когда приходил с работы отец, он вытаскивал дочку из-под кровати и выносил ее в сад, где росли клубника, яблоки и сливы, и угощал фруктами. “Я часто плакала горькими слезами, просила у него конфеточек, — вспоминала Матушка. — Отец скажет: “У меня денежек нет”.
А девки получают?! А девки ребятишкам то пеленочки купят, то еще что.

— Ну, папочка, родненький, — соглашалась девочка, — я утру слезки, не буду плакать. А ты детишек возьми из люльки, меня положи туда немножко полежать, я же больная.
Побыть в люльке было большим утешением для девочки, которая в своей еще короткой, но безрадостной жизни видела так мало ласки и теплоты.

Михаил Артемович хорошо играл на гармошке, и нередко по воскресным и праздничным дням его просили поиграть на гуляниях в Дубровках. Жена, Феодосия Никифоровна, кроме церкви нигде не бывала, в свободное от работы время она хлопотала по дому, занималась с детьми и внуками.

Случалось, отец Феодосии говаривал домочадцам:“Нынче я не пойду на вечерок в гармонь играть”. И обращался к дочерям и невесткам: “Девки, сегодня и вы сидите дома, я буду Библию читать”. Послушать Священное Писание приходили и соседи. Михаил Артемович сажал Феодосию к себе на колени и начинал вслух читать Библию. “Хоть и маленькая была, — с улыбкой вспоминала Матушка, — а читает отец Евангелие, я ушки навострю да слушаю”.

Глубоко западали в чистое детское сердце богодухновенные слова Святой Книги.Не понимая многого из читаемого отцом, маленькая Феодосия уразумела, что Бог всегда помогает людям, и поэтому молила его о помощи. “Боже, Боже, сшей мне сапожки”, — обращалась она ко Всевышнему с наивной детской просьбой, так как не было у нее обувки и ножки мерзли. Сидя под кроватью, девочка,которой не исполнилось еще и двух годиков, умиленно пела: “Заступница усем, усем”, то есть “всем, всем”. Мать, бывало, подойдет к ней и скажет: “Ну что ты, косматочка моя, надо петь: “Заступница усердная”. “Мамочка, я молюсь еще: “Господи, Господи, будь со мною”, — отвечала Феодосия. В неполные три года она знала молитвы “Отче наш” и “Богородице Дево, радуйся..”.

Вскоре семья Артемьевых перебралась в другой, большой, но холодный дом, который прозвали “казармой”.

В этом доме были комнаты на четыре семьи и столовая для рабочих. Неподалеку от “казармы” находился карьер, где проходили “трудовое воспитание” разогнанные из монастырей монахини. Артемьевы подкармливали их, а те в свою очередь помогали им по хозяйству.

Одну из инокинь Михаил Артемович попросил ухаживать за больной дочерью. “Монашка, бывало, начнет читать молитвы, 17-ю кафизму Псалтири, Евангелие и меня на коленочки поставит”, — вспоминала Матушка.

Когда Феодосии было два года и три месяца, произошло событие, оставившее заметный след в ее жизни. Девочка сидела на полу, на подостланном одеяле, а мать — на лавке. Неожиданно в комнату заглянул неизвестный человек пятидесяти-пятидесяти пяти лет. Только отворил дверь и тут же спросил маленькую Феодосию: “Есть ли у вас в доме иконы?” — “А как же, — удивленно отвечает она, — и здесь, и в другой комнате. Вот икона Святой Троицы, вот Спасителя, вот святой мученицы Варвары. И лампадочка у нас красивая”.
Пришедший был в каком-то халате с фартуком, голова не покрыта, с бородой.
— Я печник, — сказал он девочке.

— Нет, ты не печник, — возразила она, — а батюшка. Ты меня спаси, у меня ножки не ходят!
— Терпи, так угодно Господу, — разъяснил пришедший. Потом он подошел к Феодосии, накрыл ее епитрахилью, прочел молитву и стал что-то говорить ей на ушко. Тут подошла мать, взяла девочку на руки и понесла ее на кухню.

“Печник” пошел за ними. Он сел у печи на лавку и стал говорить матери, чтобы девочку больше по врачам не возили и не отдавали ее в приют, как советовали некоторые знакомые. Когда “печник” сидел на лавке, полы его верхней одежды разошлись, и из-под нее Феодосия увидела светящееся одеяние, от которого разливался неземной аромат. Уходя, он сказал: “Выучи молитву преподобному Тихону Калужскому”. (Основанная им Тихонова пустынь от их деревни была километрах в ста.)

Когда вернулся отец, Феодосия Никифоровна поведала ему, как у них был “печник” и что он говорил. “Я недалеко от дома был, и никто мимо меня не проходил”, — сказал он в ответ. Так впервые явился Феодосии преподобный Тихон Калужский, Медынский, ставший ее небесным покровителем. Имя этого святого она примет впоследствии, будучи послушницей и монахиней.

“Я с малолетства никакого утешения не видела. Сестры нарядятся в кофточки, а я — в грязи. Мне против сестер было обидно. Все вышитые, приглаженные, одна я замарашка. Я заморыш была: тоненькая, лохматая, грязная, меня в речке не отмоешь, — неоднократно с горечью вспоминала Матушка о своем безрадостном детстве. — Стала подрастать немножко и больная была, да и ребятишки меня дюже обижали. Я боялась всех”.

Видя это, отец как-то и говорит: “Давай-ка ее отгородим”. Он принес домой доски, а Феодосия решила, что он хочет сделать для нее гробик: “Собьет, в овраг отнесет и похоронит”. “Я испугалась, лежу как деревянная, — вспоминала Матушка, — а он спрашивает: “Кто тебя напугал?” — “Ты напугал”. И рассказала ему о том, что подумалось ей.

Так была устроена первая келейка для будущей подвижницы. Уже тогда она не знала никакого веселья, никогда не играла ни с девочками, ни с мальчиками.
Один раз, когда деревенские девушки собирались водить хоровод, мать зовет ее:
— Ну, лохматая, пойдем, посмотрим.

— У меня же ножки не ходят, — отвечала ей девочка.
— Я тебя на руки возьму.
Мать села на лавку, посадила Феодосию на колени. Девушки завели хоровод, запели песню “Зелен туман при долине”. Услышав пение, девочка соскользнула с колен матери и быстро-быстро уползла в дом, залезла под кровать и занавесилась подзором.

Из всех невесток жалела Феодосию жена среднего брата, бездетная София. Это имя девочка выговорить тогда не могла и называла ее просто “Софкой” или “нянькой Софкой”.
Однажды, когда девочке было три года, София принесла ее в церковь. После окончания литургии обнаружилось, что Феодосия исчезла. София обыскала все уголки храма, но девочку не нашла. И ей ничего не оставалось, как обратиться к священнику: “Как хочешь, батюшка, а ищи нашу девочку в алтаре”. “Там он меня и нашел спящей под престолом, по торчащей ножке нашел. Там завешено, я туда забралась и заснула, спать очень хотелось, — рассказывала матушка Макария. — Господь мне дорогу не преградил, а им глаза ослепил”. Как известно, по церковным правилам к престолу, на котором невидимо присутствует Господь, могут прикасаться лишь священнослужители. Да и в сам алтарь ни вносить, ни вводить девочек и женщин не полагается.

Когда Феодосии не исполнилось еще полных четырех лет, она решила помыть в речке ножки и заползла на самый край деревянных мостков, с которых обычно полощут белье. Доски были подгнившие, подломились, и она упала в воду. На берегу собрались люди: кто молится, кто причитает и убивается. Прибежала и мать Феодосии. Скорее от испуга, что ее могут привлечь к ответу, стала голосить. В деревне-то знали, что к девочке дома относятся плохо.
Двоюродная сестра Феодосии по материнской линии полезла в воду и вытащила утопленницу за волосы. Безжизненное тельце несчастной девочки положили здесь же, на принесенную кем-то простыню, и принялись откачивать. Наконец она подала первые признаки жизни. Прибежавший на крик сосед Артемьевых Антон Степанович завернул ребенка в простыню и, прижав ее к себе, понес в свой дом, говоря матери: “У вас нет за ней никакого ухода, а она должна жить долго”.

Антон Семенович был поваром в кремлевском Чудовом монастыре. Но когда монастырь закрыли, монахов и служащих разогнали, он приехал в родную деревню, где и жил через дом от Артемьевых с женой и двумя сыновьями.

В амбаре (а был он в крестьянском хозяйстве одним из самых чистых мест, где в закромах хранилось зерно) у Антона Семеновича висело много хороших икон и нарядных лампад, стояло большое, от пола до потолка, Распятие. А на табурете лежала огромная, весом в полтора пуда, старинная Библия в кожаном переплете с медными застежками, которую он привез из Чудова монастыря. “Дядя Антон”, или “Антоний Великий”, как называла его Феодосия по имени святого, которое он носил, по ночам молился в своем амбаре. Иногда говорил он и ей: “Ну, невеста Христова, что запечалилась, становись со мной на молитву”. “Я, маленькая, на коленочках стою, устану, вся замерзну”, — рассказывала Матушка. Часто приходил к Антону местный священник, служил в амбаре тайно и причащал Феодосию.

В доме у Антона Семеновича девочке жилось спокойно и сытно. Ей купили платьице, полусапожки. Хозяйка дома Аксинья ухаживала за Феодосией и нередко клала ее отдохнуть на свою кровать. Когда все уходили из дома, девочку запирали в амбаре, где она молилась, а по возвращении забирали ее в дом.

Уже в раннем детстве у Феодосии появились первые признаки прозорливости. Однажды Антон Семенович сел на лавку, забылся сном и не проснулся. Думали, что он умер, а девочка сказала хозяйке: “Тетя Аксюта, вы его не трогайте, а положите на кровать, он проспит три дня и сам проснется”. Так и случилось: через три дня “Дядя Антон” проснулся и после этого словно получил откровение,стал еще более усердным ко всему духовному. Своим домочадцам он говорил, что “время наступило нехорошее (началась “безбожная пятилетка”, во время которой планировалось покончить с религией), что надо больше молчать и очень много молиться. А Михаилу Артемовичу прямо сказал: “Из твоей дочери можно сделать божественного человека”.

Хоть и жилось Феодосии у соседей хорошо, она все же скучала по матери, поэтому ее носили домой. Так она и проживет несколько лет в двух домах до техпор, пока к соседке не приедут из Москвы на постоянное жительство ее сестры. Спокойная жизнь в этом доме с той поры нарушится, и Феодосия вынуждена будет покинуть гостеприимный дом соседей.
Чаще всего большая семья Артемьевых ездила причащаться в церковь села Кикино, которая была к ним значительно ближе. Брали с собой и Феодосию. “На коленочках всю службу простою, — вспоминала Матушка, — а отец Иван подойдет и скажет: “На тебя радостно смотреть, как ты хорошо молишься”. Мать часто говорила больной девочке: “Вот ты бедовая, у тебя Матерь Божия ножки и отняла”. А в кикинской церкви была большая икона Богоматери “Всех скорбящих Радость”.

Однажды София принесла девочку в храм и посадила ее на скамейку. Феодосия сползла на пол, добралась до этой иконы, ухватилась за ее края руками и так горько плакала, что у всех бывших в храме людей на глазах невольно навернулись слезы. Из алтаря вышел настоятель, взял девочку на руки и стал утешать ее, говоря, что Царица Небесная ни у кого ножек не отнимает. “Они у тебя просто больные, и ты так больше не говори, а то Она может обидеться”. После совершения литургии священник, придя к Артемьевым, вразумлял отца и мать, чтобы никто и никогда из семьи не говорил девочке о ее болезни. А она просила еще, чтобы он убедил родителей не звать ее больше Феёнушкой. После этого все домашние называли ее только полным именем.

София часто носила девочку в церковь: сама приоденется, Феодосию непригляднее оденет и несет ее в храм. “Я церковь очень любила, и как увижу батюшку, хочет он того или нет, уцеплюсь ему за шею и крепко-раскрепко поцелую. Батюшка Иван меня чуть ли не с крестом встречал, просфор во все карманы напихает. Возьмет меня на руки и понесет в алтарь. Люди говорят:

“Что это такая за девочка, что ее в алтарь носят?” Он очень любил со мной поговорить. А то домой затащит, на широкую лавку посадит, чтобы мне удобнее было. Я боялась: он как огнем пылал — такой свет от лица был. Я бы поела у него за столом, но боялась до смерти. Я даже на него лишний раз боялась поглядеть”. Судя по всему, отец Иоанн догадывался об особых небесных дарах Феодосии и ее избранничестве. Сам же он умер в день Светлого Христова Воскресения в своем храме, в полном священническом облачении.

“Я незнамо как молилась Матери Божией и просила: “Исцели меня от болезни, прости меня, если я грешная”. Плакала, просила Царицу Небесную, а Она явилась во сне и говорит: “Что ты плачешь, что ты убиваешься? Ну что теперь делать, раз ножки не ходят?” — рассказывала Матушка. — Я молитву к Ангелу-хранителю никак не могла запомнить и очень плакала. “Ладно, буду тебя учить”, — сказала Матерь Божия. Я так запоминала: увижу Ее во сне, Она скажет: “Давай почитаем. Я буду читать, а ты запоминай”. Она два раза прочтет, и я запомню. Она в память мне все уложила, и я стала читать, как по лесенке. “Теперь ты никогда не забудешь”, — сказала Царица Небесная девочке, которой было в ту пору пять лет.

Тогда же врачи хотели сделать ей операцию и “нарастить жилы” на ногах, чтобы они могли разгибаться. В больнице Феодосию подготовили к операции, сделали наркоз, хирург взял в руки скальпель, но через мгновение в ужасе отпрянул со словами: “О, Господи, прости”. Пришедшего в себя доктора стали расспрашивать, что случилось, почему он не делает операцию. “Небесная стража стоит и не отступает”. Ему грозно было сказано, что это дитя нельзя трогать! В больнице пролежала Феодосия с Рождественского поста и до лета, а потом ее выписали.

Ей было около семи лет, когда ее ноги до самых колен покрылись язвами. Девочка взывала к Матери Божией и Симеону Богоприимцу о помощи. “И вот под Воздвижение лежу, прошу Матерь Божию: “Пришли какого-нибудь угодничка, чтобы хоть половину ран снял”. Была светлая лунная ночь, двенадцать часов пробило. Смотрю, кто-то в светлых одеждах отодвинул стекло в окне и крикнул мне: “Матушка Феодосия, скажи матери, чтобы она сходила на огород, сломала капустные листики и положила тебе на ножки”. А у нас такая большая капуста была, — говорила она, — что листом ножку можно два раза обернуть. Сделали, как было сказано, я три дня спала, и ножки зажили. Вот какую маленькую, а уже Матушкой называли”, — добавила она.

“Когда пришло время идти в школу, как же я плакала, до боли в сердце, — вспоминала матушка Макария. — Все мои ровесники в школе, а я больная. Я, как увижу учительницу, кланяюсь ей в ноги: “Миленькая, возьми меня учиться”. А потом обратилась к Матери Божией: “Владычица, зачем Ты меня оставила, я же буду неграмотная. Матерь Божия, научи меня всему небесному, Ты же не хочешь, чтобы я осталась темной”.

Девочка не умерла, а погрузилась в летаргический сон. В те дни, когда ее тело, холодное и бездыханное, лежало рядом с покойниками, душа пребывала в загробном мире. Ангел-хранитель показывал ей райские обители.

“В раю всегда тепло, всегда солнце, — рассказывала Матушка о том, что увидела таким чудесным образом почти шестьдесят лет тому назад, и воспоминания ее о Горнем мире были удивительно свежи и ярки. — Там и солнце не такое, как здесь, оно большое-большое. И цветы цветут всякие, есть и небесные, есть и такие, как на земле. Трава там зеленая, красивая и все дорожки ровные и чистые. Сады очень хорошие, и яблоки сладкие. Они очень-очень красные и словно медом налитые. Птички на деревьях и маленькие, и большие, подумаешь, что люди поют, а это птицы”.

Когда Ангел собирался ей показать в райских селениях что-то новое, то сажал ее себе на спину и пояснял, куда они полетят. Показал он Феодосии чертог, где пребывает Сам Христос и где самый сильный свет в раю. Вокруг чертога — высокая ограда; когда же открывались ее врата, то словно звонили колокола. Со Христом за этой оградой находятся лишь самые близкие к Нему: Богоматерь, Иоанн Предтеча, святитель Николай…

Ангел-хранитель показал Феодосии и огромный, весь словно золотой и прозрачный храм. “Там чертог такой большой поставлен, что нельзя определить, сколько в нем места, — рассказывала она, — чтобы все праведники зашли в этот чертог на службу. А в алтаре того храма престол,на нем Евангелие и Крест. От престола вода так и течет, такая серебристая вода. По нашему земному времени, с одиннадцати ночи собираются в чертог все священники со Христом во главе и на небе совершается великое таинство. Священники там служат в таких же облачениях, как и на земле. Ангелов в той церкви много и все служащие — с кадилами. А поют так красиво и громко, что и передать нельзя”. Девочка спрашивала:
— А почему здесь в церкви нет икон?

— А зачем нам иконы, — слышала она в ответ, — ведь мы все здесь живые.

— А когда мы пойдем на службу в церковь? — обращалась она к Ангелу-хранителю.
— Тебе еще рано. Вот будешь здесь второй раз, тогда и пойдем.

Вокруг себя видела она множество Ангелов в белых, розовых, желтых одеждах. Когда они подлетали, то складывали свои крылья, прятали их под одеждой и ничем уже не отличались от людей. “А Архангел Михаил главнее всех. Он работу имеет грозную, а видом не грозный и ходит большей частью в красном одеянии, — продолжала свой рассказ матушка Макария. — Он такой красивый-красивый, глядела бы на него и не нагляделась. Они всегда втроем: Архангелы Михаил, Гавриил и Рафаил. Ростом Архангелы не особо большие. Одежды у них длинные, будто шелковые, ветром колышутся. Все они кучерявые незнамо какие, на голове ленточка, сзади завязана, а кончики свисают. Гуляют они на главном дворе”. Поведала она и о тех, кто удостоился за свою праведную жизнь пребывать в раю. “Там все молодые, радостные, красивые, стариков нет. Матерь Божия один раз скажет, кому и какие одежды шить. И на одеждах у них надписи большими буквами: слева — небесный чин, а справа — имя.Мы здесь нетерпеливые, а там, на небе, только радости текут. Ту красоту не сравнишь с нашей жизнью. В Небесном Царстве есть обители, как у нас монастыри, подряд стоят и настроено их столько, что не счесть никогда. И звон там никогда не прекращается.

Живут в маленьких домиках со словно стеклянными окнами, но без рам. Народу незнамо сколько, сколько построек, как пройдешь — удивишься. А как там светло, как красиво!
Самая красивая среди всех — Матерь Божия. Она то в голубых, то в розовых, то в темно-красных одеждах. Приходила Она, и с Ней были Иоанн Креститель, Илья Пророк, Николай Чудотворец и святая Екатерина. А несколько раз около Нее был Тихон Калужский. Он знал тогда, — поясняла Матушка, — что я буду Тихоной зваться и меня приноравливал. Но в Царстве Небесном Матерь Божия находилась меньше, а всего более пребывала Она на земле, где помогала тем, кто Ее молил о помощи.

Душу умершего человека берут три Ангела: один исповедует, другой причащает, третий несет на небо. Все, кто поступают туда с земли, под надзором, и Ангелы-хранители их охраняют. За новопреставленными они следят до сорокового дня, чтобы никуда не забрел. И вот подходит сороковой день, когда определяется, куда пойдет душа. Интересно смотреть, — рассказывала с улыбкой Матушка, — как суд идет, как и другие Ангелы собираются вокруг того, у которого душа, над которой вершится суд, как Ангелы сообща заступаются за ту душу…”

Видела Феодосия и некоторые мытарства. “Те, кто не будет спасен, идут туда, где “черные” обитают”, — поясняла она. “Я боюсь”, — говорила девочка Ангелу-хранителю. Но тот ее успокаивал: “Тебе нечего боятся, я всегда с тобой”.Запомнила она одно из мест мучения грешников. Оно — словно длинный и мрачный коридор без конца и края, где в комнатах-нишах томились и рыдали несчастные. Видела и “смертное поле” с мучимыми грешниками, и “мороженое северное поле” — долину, которую глазом не окинешь, и рассказывала, как сидят там на льду молочницы, подливавшие воду в молоко.

Схимонахиня Макария родилась 11 июня 1926 года, в день Отдания Пасхи, когда Церковь празднует икону Божией Матери “Споручница грешных” и вспоминает деву-мученицу Феодосию. Родители ее, пятидесятилетние Михаил Артемович и Феодосия Никифоровна Артемьевы, жили в деревне Карпове Вяземского уезда Смоленской губернии.
На второй день после рождения, в праздник Вознесения Господня, ее вместе с братом-близнецом решено было крестить. В самый день рождения девочки ее будущей крестной, монахине Евдокии, жившей в селе Булгакове, где раньше находилась же некая Скорбященская община, было видение, из которого следовало, что крестить новорожденную девочку нужно только в церкви великомученика Георгия, что в селе Кулиши. Идти же туда следовало пешком, неся младенца на руках.
Егорьевский храм, как его называли местные жители, был большим и красивым. Рядом с ним стояла часовня, а вблизи протекала никогда не замерзающая река.
Настоятелем храма служил тогда иеромонах Василий, человек глубоко духовный, имевший дар прозорливости и среди жителей окрестных деревень и сел славившийся исцелением душевных и телесных недугов. Он хорошо знал семью Артемьевых и не раз бывал в их доме.
“Когданас принесли крестить, - рассказывала Матушка, - брат был очень слабый. Священник сказал: “Сначала окрестим мальчика, потом девочку”. Отец Василий поторапливал пономаря: “Давай, давай скорее, мальчик умереть может”. И действительно, как только младенца Ивана окрестили, он умер. Затем отец Василий крестил девочку и нарек ей имя Феодосия, что значит “Богом данная”. Вынимая ребенка из купели и подавая ее крестной матери на пеленку, он сказал: “Девочка хорошая, жить будет, а ходить не будет”.
Семья Артемьевых была самой большой в округе: родители, четверо сыновей с женами и детишками, шесть дочерей, одна из которых была замужем, - всего двадцать человек. Жили они в ту пору все вместе в маленьком домике, который ни расширять, ни перестраивать не разрешалось. В доме было очень тесно: и посидеть негде, и прилечь негде. “Младенцы плачут, детишки побольше что-то лопочут. Маленькие большим спать не дают, те, кто побольше, плачут, как маленькие. Двадцать человек, а жили как двое, ничего лишнего, только молитва”, - вспоминала матушка Макария.
Глава большого семейства Михаил Артемович был тогда старшим рабочим на железной дороге. А в молодости, как только женился, работал в бараночной, пек баранки. Его отец Артем в 1890-е годы получил подряд на строительство церкви в соседнем селе Тёмкино. Михаил также в свободное от работы время трудился на этой стройке: подносил кирпичи, мял глину. Феодосия Никифоровна работала вместе с мужем на железной дороге. Кроме того, она занималась портняжным делом, шила одеяла, ткала холсты, и в дом к ней приходило с заказами много людей.
В былые времена в русских семьях маленькие дети спали в деревянной люльке, похожей на корытце, которое подвешивалось на веревках за четыре угла к концу гибкой палки - лучку. Эта люлька покрывалась сверху пологом. Когда маленькая Феодосия еще лежала в люльке, с полудня до трех часов дня на лучке загоралась свечка. Откуда она бралась - никто не видел и не знал, “Девки, девки, смотрите, опять свечка горит, - удивлялись невестки, - знать, девочка не простая”. “У тебя с этим ребенком что-нибудь будет, - говорили они Феодосии Никифоровне, - и у нас дети есть,что же у них лампадки не горят, дети ведь все одинаковые”.
Между тем, девочка быстро росла, не отставая от своих ровесников. “Я рано пошла, была бойкая, все кричала, как было не по мне. Речистая была, лопочу что-нибудь”, - вспоминая, рассказывала Матушка. Мать звали Феодосией и младшую дочку тоже Феодосией, и чтобы их различить, девочку стали любовно называть Феёнушкой.
Как-то раз пришла к матери за сшитым одеялом старуха-заказчица. Глядя на Феодосию, она удивленно произнесла: “Какая маленькая, а уже ходит”, - и затем погладила ее по спинке. Тут же у девочки подогнулись коленки, и она упала. “Что ты не встаешь, что не ходишь?” - спросила ее мать, подойдя к лежащей на полу Феодосии. “Как же я буду ходить, я ж коленочки не могу разогнуть”, - отвечала девочка. С того времени у нее заболели ноги: день она ходила, а на другой ее одолевал недуг, случались припадки, длившиеся до четырех часов кряду. Она падала на пол и не могла встать. Несчастные родители возили ребенка к докторам, но лечение результатов не давало, и больной ребенок становился обузой для большой семьи.
Все работы по дому в семье Артемьевых лежали на невестках: они следили за чистотой, готовили еду. Те, кто кухарил, всегда недосыпали. Вставать приходилось в половине четвертого ночи, чтобы успеть приготовить пищу и накормить всех: кого перед работой, кого перед учебой. Еду готовили трижды в день. Утром - два больших котла: один с супом, другой со щами. В завтрак, обед и ужин за стол садились по очереди: сначала ел отец, четверо сыновей и невестки, затем садилась мать и все дочери, и после всех кормили маленьких. В доме было сытно, на стол ставили одну на всех большую чашку с супом или щами, и из нее все черпали своими ложками.
Феодосии же места за столом не находилось, и вспоминали о ней в последнюю минуту. Больная и голодная девочка ползала под столом и рада была найденной корочке хлеба, оброненной кем-то. “Они меня не жалели и кормить не хотели, чтоб я умерла. До того меня сморили, что я еле ползала, не знаю, как жива осталась”, - вспоминала Матушка. Ей не было еще и двух лет, когда, голодная, она полезла в чугунок, чтобы найти поесть что-нибудь, но опрокинула его на себя, а там был кипяток. В другой раз хотела достать из чугунка картошку, сунула руки в горячую воду и обварила их.
Домашние не раз говорили девочке: “Хоть бы тебя Господь прибрал”. “Ну что ты сидишь в уголке?” - бывало спросит ее мать. “Мамочка, у меня теперь ножки не выпрямляются”, - отвечала ей девочка. До трех лет она хоть и плохо, но все же ходила, а когда чувствовала, чтоне могла стоять, тогда за стену держалась. А с трех лет, по словам Матушки, она не ходила “ни капли”.
И последующие обращения к докторам никаких результатов не давали. Последней надеждой оставались столичные медики. “Я просила врачей: “Вы мне полечите ножки, чтобы я пошла. Что же вы не лечите?” Они меня на руках носили и говорили с жалостью: “Феёнушка, какая ты хорошая девочка, только ножки у тебя не ходят”.
Испытав, казалось, все возможности вылечить Феодосию, родители повезли девочку к отцу Василию, который ее в свое время крестил и произнес о ней пророчество, что ходить она не будет. “Поздно приехали, - горестно сказал он. - Если бы привезли девочку ко мне сразу, тогда можно было бы ее вылечить”. Он говорил о духовном лечении, но в происшедшем усмотрел особый Божий промысел о Феодосии. К тому времени ноги у нее перестали разгибаться совсем, и она уже никогда больше в своей жизни не встала на них.
Когда семья Артемьевых укладывалась спать в своем тесном домишке, почти все постели стелили на полу, а место больной девочки было под кроватью. Там она теперь не только спала, но и проводила большую часть дня. “Я только под кроватью и сидела, - рассказывала Матушка, - мне никуда выйти не давали. То ребятишки обидят меня, то большие, мать иногда наподдаст: “Уползай с дороги”. А мне обидно, ведь не просидишь под кроватью все время”.
Когда приходил с работы отец, он вытаскивал дочку из-под кровати и выносил ее в сад, где росли клубника, яблоки и сливы, и угощал фруктами. “Я часто плакала горькими слезами, просила у него конфеточек, - вспоминала Матушка. - Отец скажет: “У меня денежек нет”.
А девки получают?! А девки ребятишкам то пеленочки купят, то еще что.
- Ну, папочка, родненький, - соглашалась девочка, - я утру слезки, не буду плакать. А ты детишек возьми из люльки, меня положи туда немножко полежать, я же больная.
Побыть в люльке было большим утешением для девочки, которая в своей еще короткой, но безрадостной жизни видела так мало ласки и теплоты.
Михаил Артемович хорошо играл на гармошке, и нередко по воскресным и праздничным дням его просили поиграть на гуляниях в Дубровках. Жена, Феодосия Никифоровна, кроме церкви нигде не бывала, в свободное от работы время она хлопотала по дому, занималась с детьми и внуками.
Случалось, отец Феодосии говаривал домочадцам:“Нынче я не пойду на вечерок в гармонь играть”. И обращался к дочерям и невесткам: “Девки, сегодня и вы сидите дома, я буду Библию читать”. Послушать Священное Писание приходили и соседи. Михаил Артемович сажал Феодосию к себе на колени и начинал вслух читать Библию. “Хоть и маленькая была, - с улыбкой вспоминала Матушка, - а читает отец Евангелие, я ушки навострю да слушаю”.
Глубоко западали в чистое детское сердце богодухновенные слова Святой Книги.Не понимая многого из читаемого отцом, маленькая Феодосия уразумела, что Бог всегда помогает людям, и поэтому молила его о помощи. “Боже, Боже, сшей мне сапожки”, - обращалась она ко Всевышнему с наивной детской просьбой, так как не было у нее обувки и ножки мерзли. Сидя под кроватью, девочка,которой не исполнилось еще и двух годиков, умиленно пела: “Заступница усем, усем”, то есть “всем, всем”. Мать, бывало, подойдет к ней и скажет: “Ну что ты, косматочка моя, надо петь: “Заступница усердная”. “Мамочка, я молюсь еще: “Господи, Господи, будь со мною”, - отвечала Феодосия. В неполные три года она знала молитвы “Отче наш” и “Богородице Дево, радуйся..”.
Вскоре семья Артемьевых перебралась в другой, большой, но холодный дом, который прозвали “казармой”.
В этом доме были комнаты на четыре семьи и столовая для рабочих. Неподалеку от “казармы” находился карьер, где проходили “трудовое воспитание” разогнанные из монастырей монахини. Артемьевы подкармливали их, а те в свою очередь помогали им по хозяйству.
Одну из инокинь Михаил Артемович попросил ухаживать за больной дочерью. “Монашка, бывало, начнет читать молитвы, 17-ю кафизму Псалтири, Евангелие и меня на коленочки поставит”, - вспоминала Матушка.
Когда Феодосии было два года и три месяца, произошло событие, оставившее заметный след в ее жизни. Девочка сидела на полу, на подостланном одеяле, а мать - на лавке. Неожиданно в комнату заглянул неизвестный человек пятидесяти-пятидесяти пяти лет. Только отворил дверь и тут же спросил маленькую Феодосию: “Есть ли у вас в доме иконы?” - “А как же, - удивленно отвечает она, - и здесь, и в другой комнате. Вот икона Святой Троицы, вот Спасителя, вот святой мученицы Варвары. И лампадочка у нас красивая”.
Пришедший был в каком-то халате с фартуком, голова не покрыта, с бородой.
- Я печник, - сказал он девочке.
- Нет, ты не печник, - возразила она, - а батюшка. Ты меня спаси, у меня ножки не ходят!
- Терпи, так угодно Господу, - разъяснил пришедший. Потом он подошел к Феодосии, накрыл ее епитрахилью, прочел молитву и стал что-то говорить ей на ушко. Тут подошла мать, взяла девочку на руки и понесла ее на кухню.
“Печник” пошел за ними. Он сел у печи на лавку и стал говорить матери, чтобы девочку больше по врачам не возили и не отдавали ее в приют, как советовали некоторые знакомые. Когда “печник” сидел на лавке, полы его верхней одежды разошлись, и из-под нее Феодосия увидела светящееся одеяние, от которого разливался неземной аромат. Уходя, он сказал: “Выучи молитву преподобному Тихону Калужскому”. (Основанная им Тихонова пустынь от их деревни была километрах в ста.)
Когда вернулся отец, Феодосия Никифоровна поведала ему, как у них был “печник” и что он говорил. “Я недалеко от дома был, и никто мимо меня не проходил”, - сказал он в ответ. Так впервые явился Феодосии преподобный Тихон Калужский, Медынский, ставший ее небесным покровителем. Имя этого святого она примет впоследствии, будучи послушницей и монахиней.
“Я с малолетства никакого утешения не видела. Сестры нарядятся в кофточки, а я - в грязи. Мне против сестер было обидно. Все вышитые, приглаженные, одна я замарашка. Я заморыш была: тоненькая, лохматая, грязная, меня в речке не отмоешь, - неоднократно с горечью вспоминала Матушка о своем безрадостном детстве. - Стала подрастать немножко и больная была, да и ребятишки меня дюже обижали. Я боялась всех”.
Видя это, отец как-то и говорит: “Давай-ка ее отгородим”. Он принес домой доски, а Феодосия решила, что он хочет сделать для нее гробик: “Собьет, в овраг отнесет и похоронит”. “Я испугалась, лежу как деревянная, - вспоминала Матушка, - а он спрашивает: “Кто тебя напугал?” - “Ты напугал”. И рассказала ему о том, что подумалось ей.
Так была устроена первая келейка для будущей подвижницы. Уже тогда она не знала никакого веселья, никогда не играла ни с девочками, ни с мальчиками.
Один раз, когда деревенские девушки собирались водить хоровод, мать зовет ее:
- Ну, лохматая, пойдем, посмотрим.
- У меня же ножки не ходят, - отвечала ей девочка.
- Я тебя на руки возьму.
Мать села на лавку, посадила Феодосию на колени. Девушки завели хоровод, запели песню “Зелен туман при долине”. Услышав пение, девочка соскользнула с колен матери и быстро-быстро уползла в дом, залезла под кровать и занавесилась подзором.
Из всех невесток жалела Феодосию жена среднего брата, бездетная София. Это имя девочка выговорить тогда не могла и называла ее просто “Софкой” или “нянькой Софкой”.
Однажды, когда девочке было три года, София принесла ее в церковь. После окончания литургии обнаружилось, что Феодосия исчезла. София обыскала все уголки храма, но девочку не нашла. И ей ничего не оставалось, как обратиться к священнику: “Как хочешь, батюшка, а ищи нашу девочку в алтаре”. “Там он меня и нашел спящей под престолом, по торчащей ножке нашел. Там завешено, я туда забралась и заснула, спать очень хотелось, - рассказывала матушка Макария. - Господь мне дорогу не преградил, а им глаза ослепил”. Как известно, по церковным правилам к престолу, на котором невидимо присутствует Господь, могут прикасаться лишь священнослужители. Да и в сам алтарь ни вносить, ни вводить девочек и женщин не полагается.
Когда Феодосии не исполнилось еще полных четырех лет, она решила помыть в речке ножки и заползла на самый край деревянных мостков, с которых обычно полощут белье. Доски были подгнившие, подломились, и она упала в воду. На берегу собрались люди: кто молится, кто причитает и убивается. Прибежала и мать Феодосии. Скорее от испуга, что ее могут привлечь к ответу, стала голосить. В деревне-то знали, что к девочке дома относятся плохо.
Двоюродная сестра Феодосии по материнской линии полезла в воду и вытащила утопленницу за волосы. Безжизненное тельце несчастной девочки положили здесь же, на принесенную кем-то простыню, и принялись откачивать. Наконец она подала первые признаки жизни. Прибежавший на крик сосед Артемьевых Антон Степанович завернул ребенка в простыню и, прижав ее к себе, понес в свой дом, говоря матери: “У вас нет за ней никакого ухода, а она должна жить долго”.
Антон Семенович был поваром в кремлевском Чудовом монастыре. Но когда монастырь закрыли, монахов и служащих разогнали, он приехал в родную деревню, где и жил через дом от Артемьевых с женой и двумя сыновьями.
В амбаре (а был он в крестьянском хозяйстве одним из самых чистых мест, где в закромах хранилось зерно) у Антона Семеновича висело много хороших икон и нарядных лампад, стояло большое, от пола до потолка, Распятие. А на табурете лежала огромная, весом в полтора пуда, старинная Библия в кожаном переплете с медными застежками, которую он привез из Чудова монастыря.
“Дядя Антон”, или “Антоний Великий”, как называла его Феодосия по имени святого, которое он носил, по ночам молился в своем амбаре. Иногда говорил он и ей: “Ну, невеста Христова, что запечалилась, становись со мной на молитву”. “Я, маленькая, на коленочках стою, устану, вся замерзну”, - рассказывала Матушка. Часто приходил к Антону местный священник, служил в амбаре тайно и причащал Феодосию.
В доме у Антона Семеновича девочке жилось спокойно и сытно. Ей купили платьице, полусапожки. Хозяйка дома Аксинья ухаживала за Феодосией и нередко клала ее отдохнуть на свою кровать. Когда все уходили из дома, девочку запирали в амбаре, где она молилась, а по возвращении забирали ее в дом.
Уже в раннем детстве у Феодосии появились первые признаки прозорливости. Однажды Антон Семенович сел на лавку, забылся сном и не проснулся. Думали, что он умер, а девочка сказала хозяйке: “Тетя Аксюта, вы его не трогайте, а положите на кровать, он проспит три дня и сам проснется”. Так и случилось: через три дня “Дядя Антон” проснулся и после этого словно получил откровение,стал еще более усердным ко всему духовному. Своим домочадцам он говорил, что “время наступило нехорошее (началась “безбожная пятилетка”, во время которой планировалось покончить с религией), что надо больше молчать и очень много молиться. А Михаилу Артемовичу прямо сказал: “Из твоей дочери можно сделать божественного человека”.
Хоть и жилось Феодосии у соседей хорошо, она все же скучала по матери, поэтому ее носили домой. Так она и проживет несколько лет в двух домах до техпор, пока к соседке не приедут из Москвы на постоянное жительство ее сестры. Спокойная жизнь в этом доме с той поры нарушится, и Феодосия вынуждена будет покинуть гостеприимный дом соседей.
Чаще всего большая семья Артемьевых ездила причащаться в церковь села Кикино, которая была к ним значительно ближе. Брали с собой и Феодосию. “На коленочках всю службу простою, - вспоминала Матушка, - а отец Иван подойдет и скажет: “На тебя радостно смотреть, как ты хорошо молишься”. Мать часто говорила больной девочке: “Вот ты бедовая, у тебя Матерь Божия ножки и отняла”. А в кикинской церкви была большая икона Богоматери “Всех скорбящих Радость”. Однажды София принесла девочку в храм и посадила ее на скамейку. Феодосия сползла на пол, добралась до этой иконы, ухватилась за ее края руками и так горько плакала, что у всех бывших в храме людей на глазах невольно навернулись слезы. Из алтаря вышел настоятель, взял девочку на руки и стал утешать ее, говоря, что Царица Небесная ни у кого ножек не отнимает. “Они у тебя просто больные, и ты так больше не говори, а то Она может обидеться”. После совершения литургии священник, придя к Артемьевым, вразумлял отца и мать, чтобы никто и никогда из семьи не говорил девочке о ее болезни. А она просила еще, чтобы он убедил родителей не звать ее больше Феёнушкой. После этого все домашние называли ее только полным именем.
София часто носила девочку в церковь: сама приоденется, Феодосию непригляднее оденет и несет ее в храм. “Я церковь очень любила, и как увижу батюшку, хочет он того или нет, уцеплюсь ему за шею и крепко-раскрепко поцелую. Батюшка Иван меня чуть ли не с крестом встречал, просфор во все карманы напихает. Возьмет меня на руки и понесет в алтарь. Люди говорят:
“Что это такая за девочка, что ее в алтарь носят?” Он очень любил со мной поговорить. А то домой затащит, на широкую лавку посадит, чтобы мне удобнее было. Я боялась: он как огнем пылал - такой свет от лица был. Я бы поела у него за столом, но боялась до смерти. Я даже на него лишний раз боялась поглядеть”. Судя по всему, отец Иоанн догадывался об особых небесных дарах Феодосии и ее избранничестве. Сам же он умер в день Светлого Христова Воскресения в своем храме, в полном священническом облачении.
“Я незнамо как молилась Матери Божией и просила: “Исцели меня от болезни, прости меня, если я грешная”. Плакала, просила Царицу Небесную, а Она явилась во сне и говорит: “Что ты плачешь, что ты убиваешься? Ну что теперь делать, раз ножки не ходят?” - рассказывала Матушка. - Я молитву к Ангелу-хранителю никак не могла запомнить и очень плакала. “Ладно, буду тебя учить”, - сказала Матерь Божия. Я так запоминала: увижу Ее во сне, Она скажет: “Давай почитаем. Я буду читать, а ты запоминай”. Она два раза прочтет, и я запомню. Она в память мне все уложила, и я стала читать, как по лесенке. “Теперь ты никогда не забудешь”, - сказала Царица Небесная девочке, которой было в ту пору пять лет.
Тогда же врачи хотели сделать ей операцию и “нарастить жилы” на ногах, чтобы они могли разгибаться. В больнице Феодосию подготовили к операции, сделали наркоз, хирург взял в руки скальпель, но через мгновение в ужасе отпрянул со словами: “О, Господи, прости”. Пришедшего в себя доктора стали расспрашивать, что случилось, почему он не делает операцию. “Небесная стража стоит и не отступает”. Ему грозно было сказано, что это дитя нельзя трогать! В больнице пролежала Феодосия с Рождественского поста и до лета, а потом ее выписали.
Ей было около семи лет, когда ее ноги до самых колен покрылись язвами. Девочка взывала к Матери Божией и Симеону Богоприимцу о помощи. “И вот под Воздвижение лежу, прошу Матерь Божию: “Пришли какого-нибудь угодничка, чтобы хоть половину ран снял”. Была светлая лунная ночь, двенадцать часов пробило. Смотрю, кто-то в светлых одеждах отодвинул стекло в окне и крикнул мне: “Матушка Феодосия, скажи матери, чтобы она сходила на огород, сломала капустные листики и положила тебе на ножки”. А у нас такая большая капуста была, - говорила она, - что листом ножку можно два раза обернуть. Сделали, как было сказано, я три дня спала, и ножки зажили. Вот какую маленькую, а уже Матушкой называли”, - добавила она.
“Когда пришло время идти в школу, как же я плакала, до боли в сердце, - вспоминала матушка Макария. - Все мои ровесники в школе, а я больная. Я, как увижу учительницу, кланяюсь ей в ноги: “Миленькая, возьми меня учиться”. А потом обратилась к Матери Божией: “Владычица, зачем Ты меня оставила, я же буду неграмотная. Матерь Божия, научи меня всему небесному, Ты же не хочешь, чтобы я осталась темной”.

В восемь лет в жизни Феодосии произошло событие, изменившее всю ее дальнейшую судьбу. Однажды она заснула как обычно, а на следующее утро, когда ее стали будить, не добудились. Решили, что наконец-то Господь услышал их просьбы и призвал ее к Себе. Отец отвез девочку в больницу, где ее осмотрели и сказали: “Если она через четырнадцать дней не проснется, тогда действительно не уснула, а умерла”. Так особым смотрением Божиим Феодосию сразу не похоронили и не сделали вскрытие, а положили в мертвецкую.
Девочка не умерла, а погрузилась в летаргический сон. В те дни, когда ее тело, холодное и бездыханное, лежало рядом с покойниками, душа пребывала в загробном мире. Ангел-хранитель показывал ей райские обители.
“В раю всегда тепло, всегда солнце, - рассказывала Матушка о том, что увидела таким чудесным образом почти шестьдесят лет тому назад, и воспоминания ее о Горнем мире были удивительно свежи и ярки. - Там и солнце не такое, как здесь, оно большое-большое. И цветы цветут всякие, есть и небесные, есть и такие, как на земле. Трава там зеленая, красивая и все дорожки ровные и чистые. Сады очень хорошие, и яблоки сладкие. Они очень-очень красные и словно медом налитые. Птички на деревьях и маленькие, и большие, подумаешь, что люди поют, а это птицы”.
Когда Ангел собирался ей показать в райских селениях что-то новое, то сажал ее себе на спину и пояснял, куда они полетят. Показал он Феодосии чертог, где пребывает Сам Христос и где самый сильный свет в раю. Вокруг чертога - высокая ограда; когда же открывались ее врата, то словно звонили колокола. Со Христом за этой оградой находятся лишь самые близкие к Нему: Богоматерь, Иоанн Предтеча, святитель Николай...
Ангел-хранитель показал Феодосии и огромный, весь словно золотой и прозрачный храм. “Там чертог такой большой поставлен, что нельзя определить, сколько в нем места, - рассказывала она, - чтобы все праведники зашли в этот чертог на службу. А в алтаре того храма престол,на нем Евангелие и Крест. От престола вода так и течет, такая серебристая вода. По нашему земному времени, с одиннадцати ночи собираются в чертог все священники со Христом во главе и на небе совершается великое таинство. Священники там служат в таких же облачениях, как и на земле. Ангелов в той церкви много и все служащие - с кадилами. А поют так красиво и громко, что и передать нельзя”. Девочка спрашивала:
- А почему здесь в церкви нет икон?
- А зачем нам иконы, - слышала она в ответ, - ведь мы все здесь живые.
- А когда мы пойдем на службу в церковь? - обращалась она к Ангелу-хранителю.
- Тебе еще рано. Вот будешь здесь второй раз, тогда и пойдем.
Вокруг себя видела она множество Ангелов в белых, розовых, желтых одеждах. Когда они подлетали, то складывали свои крылья, прятали их под одеждой и ничем уже не отличались от людей. “А Архангел Михаил главнее всех. Он работу имеет грозную, а видом не грозный и ходит большей частью в красном одеянии, - продолжала свой рассказ матушка Макария. - Он такой красивый-красивый, глядела бы на него и не нагляделась. Они всегда втроем: Архангелы Михаил, Гавриил и Рафаил. Ростом Архангелы не особо большие. Одежды у них длинные, будто шелковые, ветром колышутся. Все они кучерявые незнамо какие, на голове ленточка, сзади завязана, а кончики свисают. Гуляют они на главном дворе”.
Поведала она и о тех, кто удостоился за свою праведную жизнь пребывать в раю. “Там все молодые, радостные, красивые, стариков нет. Матерь Божия один раз скажет, кому и какие одежды шить. И на одеждах у них надписи большими буквами: слева - небесный чин, а справа - имя.
Мы здесь нетерпеливые, а там, на небе, только радости текут. Ту красоту не сравнишь с нашей жизнью. В Небесном Царстве есть обители, как у нас монастыри, подряд стоят и настроено их столько, что не счесть никогда. И звон там никогда не прекращается.
Живут в маленьких домиках со словно стеклянными окнами, но без рам. Народу незнамо сколько, сколько построек, как пройдешь - удивишься. А как там светло, как красиво!
Самая красивая среди всех - Матерь Божия. Она то в голубых, то в розовых, то в темно-красных одеждах. Приходила Она, и с Ней были Иоанн Креститель, Илья Пророк, Николай Чудотворец и святая Екатерина. А несколько раз около Нее был Тихон Калужский. Он знал тогда, - поясняла Матушка, - что я буду Тихоной зваться и меня приноравливал. Но в Царстве Небесном Матерь Божия находилась меньше, а всего более пребывала Она на земле, где помогала тем, кто Ее молил о помощи.
Душу умершего человека берут три Ангела: один исповедует, другой причащает, третий несет на небо. Все, кто поступают туда с земли, под надзором, и Ангелы-хранители их охраняют. За новопреставленными они следят до сорокового дня, чтобы никуда не забрел. И вот подходит сороковой день, когда определяется, куда пойдет душа. Интересно смотреть, - рассказывала с улыбкой Матушка, - как суд идет, как и другие Ангелы собираются вокруг того, у которого душа, над которой вершится суд, как Ангелы сообща заступаются за ту душу...”
Видела Феодосия и некоторые мытарства. “Те, кто не будет спасен, идут туда, где “черные” обитают”, - поясняла она. “Я боюсь”, - говорила девочка Ангелу-хранителю. Но тот ее успокаивал: “Тебе нечего боятся, я всегда с тобой”.
Запомнила она одно из мест мучения грешников. Оно - словно длинный и мрачный коридор без конца и края, где в комнатах-нишах томились и рыдали несчастные. Видела и “смертное поле” с мучимыми грешниками, и “мороженое северное поле” - долину, которую глазом не окинешь, и рассказывала, как сидят там на льду молочницы, подливавшие воду в молоко, и отделяют его от воды.
“Я там побыла полдня, - рассказывала матушка Макария, - а Матерь Божия уж ищет: “Где моя мученица?”
Когда Феодосия была в раю, то она очень плакала и вновь просила Царицу Небесную исцелить ей ножки или оставить ее там. Матерь Божия сказала, что здесь она не останется, а пригодится на земле. “А я не оставлю тебя”, - пообещала Она Феодосии.
Перед тем как проснуться, девочка видела, как к ее бездыханному телу подошли два Ангела, каждый с кувшинчиком, и один спросил другого:
- Какую воду дадим ей, живую или мертвую?
- Живую, - отвечает Ангел-хранитель.
- А как ты дашь ей живую воду?
- Я сам волью ее.
После этого тело девочки стало теплеть и она пробудилась. Нагая, она доползла до двери и с большим трудом выбралась на волю. Увидевшие ее люди пришли в ужас - мертвая воскресла!
“Воскресшую из мертвых” девочку родители повезли причаститься в церковь все к тому же отцу Василию, предсказавшему во время крещения ее судьбу. В этот день батюшка исповедал Феодосию и говорил с ней полтора часа, а она смиренно стояла на коле ночках и плакала. Ждавшие своей очереди люди говорили друг другу: “Маленькая, а такая грешная, раз батюшка ее так долго исповедует”. Между тем, он наставлял юную избранницу Божию, как ей следует жить, как молиться, как отца и мать почитать.
Теперь уже сам отец все чаще говорил о дочери: “Этого ребенка надо божеству учить. Пусть она божеством наслаждается, а мы весельем”. “Я росла - никаких песен не знала, меня от всего этого удаляли, - говорила Матушка. - Отец даже никогда мне не показывал, какая есть гармонь. “Раз ты такая больная, так для чего тебе это? Ты будешь взрослая, будешь по гармони скучать”. Ему вторила мать: “Ты никуда не годная, молись Богу, Он тебе во всем будет помогать”.
“Отец никогда плохим словом мать не называл, только повторял: “Фенюшка моя, поди, я тебя поцелую”. А я отцу: “У тебя одна Фенюшка счастливая, а другая несчастная. Ты бы лучше меня, несчастную, поцеловал”. Не только в детстве, но и в последующей жизни не видела она ни ласки, ни утешения.
Дети в семье Артемьевых росли в строгости и каждый день подолгу стояли на молитве на коленях. “Зовут меня на молитву, - вспоминала Матушка, - а я сама грязненькая, голова нерасчесанная. Становлюсь на коленочки, на коленочках молюсь. С четырех часов утра молилась в одной рубахе и ножки разутые. Матери Божией молилась я, разутая ли, раздетая, простоволосая, а все молилась. Онаменя жалеет, а я говорю: “Матерь Божия, у нас маленьких много, совсем маленьких детей, им тоже холодно, крошечек жалко”. Отец увидит и говорит: “Что ты дрожишь?” - “А ножки замерзли”, - отвечаю ему.
Он на мать сердится: “Ах ты какая, у ребенка ножки замерзли, хоть бы ты коврик постелила”.Когда старшие уходили или уезжали из дома, младших детей оставляли теперь на попечение Феодосии. Да и по хозяйству она немало помогала матери: сучила нитки, вязала - была смышленой, все схватывала на лету, хотя ее специально никто не учил. “Я была верткая, худенькая, - вспоминала она, - самовар к спине привяжу и ползу на реку чистить. Белье с матерью поплескала, а восьми годов корову уж доила. Мне скажут: “Возьми уздечку, дай корове хлебушка, голову ей нагни, уздечку надень и к загородке привяжи, чтоб не мотала головой”. И корова стояла, хоть бы шелохнулась. А я молоденькая, руки цепкие, доила хорошо и быстро. По целому ведру надаивала и в вымени не оставляла. Очень любила козляточек и ягняточек и за ними ходила. Я только и думала: “Господи, какая я несчастная, ходила бы за скотинкой, никуда бы ее не отдала. Как любила я их, сколько я их раз поцелую...”
По-разному складывались у Феодосии отношения со сверстниками. Лицом была она тогда пригожая: волосы черные и густые, а глаза голубые-голубые. Вот только ноги не ходили, не разгибались. Девочки дразнили ее: “Тебя замуж никто не возьмет”. На это она отвечала им:
“Ваши женихи с ножами и палками, а мой Жених с кадилом и крестом”. Так говорила она о Христе.
“Я была отчаянная, бедовая: они на ногах, а я на коленках и их перегоню”, - рассказывала Матушка. Темне менее каждую минуту чувствовала Феодосия большое неудобство от болезни. “Я все время плакала: то ногу на что наткну, то обожгу о крапиву”. Отец смастерил для дочери колясочку, на которой ее возили теперь в церковь. Мать же брала ее с собой всегда на чьи-нибудь похороны. В этом случае девочка захватывала с собой тот или иной гостинец или игрушку. На похоронах всегда оказывались дети, они просили у Феодосии Никифоровны разрешения покатать больную девочку, а таодаривала их тем, что припасла заранее. Сидит так она в колясочке, поет молитвы или духовные стихи.
Однажды, когда ей было десять лет, весь день пела она заупокойные стихи, а мать ее спрашивает:
- Что это ты все заупокойное поешь?
- А Аксютка (сестра) умерла.
- Почему ты знаешь? Нам ведь не сообщали.
В тот вечер действительно принесли телеграмму с сообщением о смерти сестры.
О внутренней жизни Феодосии мало кто тогда догадывался. Уже в детстве ей было открыто то, до чего великие христианские подвижники доходили после долгой и упорной духовной работы. До одиннадцати с половиной лет небожители являлись ей во сне и учили, как следует освящать воду и масло и какие молитвы при этом следует произносить. “Я была памятливая и бойкая, все и перенимала”, - говорила она о себе. Лишь тогда Царица Небесная разрешила Феодосии принимать народ и исцелять духовные и физические недуги. Люди приходили в дом к Артемьевым и, увидев совсем еще маленькую девочку, говорили с удивлением, а чаще с недоверием: “Маленькая, худенькая и будешь нам помогать?..” - “За ваше неверие недостойны вы, чтобы вас принимать”, - отвечала им девочка. И они уходили от нее лечиться к жившей неподалеку знахарке Анастасии.
Как-то пришла из соседней деревни Новикове женщина и обратилась к Михаилу Артемовичу: “Где у тебя бабуся, которая исцеляет? У меня петух ослеп”. - “Нет у меня бабуси, - отвечает он ей, - а есть девочка”. Полученной от Феодосии святой водой женщина окропила больного петуха, и он прозрел. Это было первое исцеление по молитвам двенадцатилетней девочки.
С той поры стали к ней приходить люди из ближних и дальних деревень и сел. Просили вылечить их больную скотинку. А спустя некоторое время они начали говорить ей: “Что же ты все только скотинку поправляешь, полечи и нас”. Феодосия давала им освященную воду, молилась за них, наставляла, как следует и им молиться Иисусу Христу и Матери Божией, и приходившие получали исцеление. Словно свеча среди мрака безбожия была возжена Господом эта дивнаяюная подвижница и поставлена на служение Богу и людям. А оно заключалось не только в том, чтобы исцелить физический недуг больного. Важно было через соприкосновение с благодатью привести человека к Богу.
Настоящее жизнеописание было бы неполным, если бы мы не рассказали здесь о том суровом времени, когда в стране велось ожесточенное наступление на Церковь. Искоренение религиозного сознания в народе было одной из государственных задач. “Выкорчевывание религии” из жизни человека и внедрение безбожия велось широким фронтом. Осуществлявшаяся тогда на селе коллективизация разрушила жизненные устои и быт крестьянства. В 1930-е годы Церковь оказалась разрушенной до основания, тысячи храмов закрыты и разорены, большая часть священно- и церковнослужителей, а также монашествующих расселены в лагеря.(1) Обращение новых людей в веру совершалось через таких благодатных Божиих избранников, как юная Феодосия.
Со временем дом Артемьевых стал пустеть. Софья, больше всех любившая больную девочку, уехала в Ленинград. Выходили замуж и разъезжались с мужьями сестры. Началась Великая Отечественная война, и на фронт забрали всех братьев, а затем и отца. Вскоре их родную деревню занял враг. Фашисты отобрали у Артемьевых корову, и четверо совсем маленьких детишек остались без молока, хорошо хоть телку успели зарезать на мясо. Невестки с младенцами стали разъезжаться по своим родным домам. А вскоре и сама мать, забрав имущество, уехала в Калугу, к родному брату. Больная девочка совсем одна остается в большом опустевшем доме, в единственном платьице и без куска хлеба. Ее бросили умирать... Случилось это Успенским постом, за три дня до праздника Успения Божией Матери, то есть 25 августа 1941 года.
Когда немцы занимали деревню, местные жители, положившись на волю Божию, привели всех своих маленьких детей в дом к Феодосии, оставили кто что мог из продуктов, а сами ушли прятаться в лес. Так около юной избранницы Христовой оказалось 36 детей. “Я зажгла 7 лампад и 12 свечей. Одного младенца взяла на руки, стою на коленочках, молюсь Богу”, - вспоминала Матушка. Узнав откуда-то, что в этом доме прозорливая девочка, пришел немецкий офицер и обратился к Феодосии через переводчика с таким вопросом:
- Скажи мне, девочка, где моя хозяйка и как ей живется?
- Она сейчас много терпит невзгод, - отвечала она ему.
- А как ей помочь? - вновь спросил офицер.
- Она все перетерпит, и, когда вернетесь, ей станет легче.
- Мы нигде не видели, - вновь говорил он, - чтобы так молились Богу, как ты. Хорошая маленькая девочка, тебя надо в Германию, там любят, кто много молится Богу.
Он написал записку, дал Феодосии и сказал: “Ты никому не открывай дверь, а эту бумажку подай в окно, и тебя никто не тронет”. Так она и поступала, а на улицу не показывалась.
После ухода немцев многие жители, возвратившись в свою деревню Карпове, остались без крова. И в дом, где жила прежде семья Артемьевых, поселился колхозный бригадир.
- Девочка, - сказал он Феодосии, - как я возьму тебя к себе, когда у меня своя большая семья?
- Ладно, тогда я уползу на улицу, - отвечала она ему, - а там будет видно.
- Ползи-ка ты в сельсовет, попроси там кров, - посоветовал ей бригадир.
И больной девочке ничего не оставалось, как покинуть родной дом и ползти в деревню Заголовка, где располагался сельсовет. “Без матери на крик кричала, не знаю, куда ползти, - рассказывала, вспоминая, Матушка. - Я ж дорог не знаю, не могу встать на свои ножки, раз Господь так обездолил”. К счастью, встретилась на дороге женщина.
- Куда ты ползешь, куда тебе надо?
- В деревню Заголовка, - отвечала со слезами Феодосия.
- Так в Заголовку тебе надо через Манино и по тропинке.
“До деревни доползла - света не видела. Плакала, ноги в кровь, платье в клочья разодрала. Нашла сельсовет, без сельсовета ни к какому жилью не пристроиться. Председатель спрашивает: “Куда ты?” - “А на весь белый свет у меня никого нет, - отвечает ему девочка, - мать уехала в Калугу”.
Председатель пожалел Феодосию, стал ходить по уцелевшим дворам, однако безрезультатно: никто не соглашался пустить в дом несчастную девочку. И пришлось ей жить где попало и чем попало укрываться от стужи и ненастья. “Я была тогда маленькая, легонькая. Я под сарай залезу или в сено закопаюсь. Так в зиму и осталась на морозе. На снегу тяжело, голая по улице ползала, никто не покрыл, - со слезами на глазах рассказывала она. - Под сарай залезу, закидаюсь кое-чем, а то в снег зароюсь. В снегу выкопаю ямку, комочком лягу, под лицо руку положу, так и сплю. На мне все сотлело, тело было заскорузлое. Снежок кушала: чистенького снежка цепну в ручку и в рот. И питалась - бересту сверну, а кто хлеба даст, то он замерзнет, не укусишь. А летом траву ела, цветочки ела. Грязную воду пила, зачерпну - какая была вода мутная.
Солнышко запечет - голову греет, а подо мной мокро - снег тает. А я сама кое в чем, одни лохмотья, грудь лишь прикрыта. Заберусь на завалинку, на соломку, мне теплешенько, хорошо, и молилась Господу”.
Так и жила в эти военные годы хрупкая и больная телом, но возросшая духовно девочка. “Очень сильно Богу молилась, молилась безпрестанно”. Каждый день она была готова умереть, а потому и пела заупокойные стихи. Два года без одного месяца прожила так Феодосия на улице. Испытания, выпавшие на долю девочки-подростка (700 дней на улице с трескучими морозными зимами и пронизывающими насквозь ветрами), кажутся выше человеческих сил. Однако благодать Божия помогала ей превозмочь все невзгоды.
В 1943 году, когда Феодосия находилась в деревне Ларинки, ей явилась Царица Небесная и сказала:
- Хватит тебе жить на улице, тебе надо уходить в дом.
- Кто же меня возьмет? - спросила девочка.
- Сегодня за тобой придут.
И действительно, Феодосии повстречалась одна пожилая женщина. “Иди ко мне, я тебя покормлю, - сказала она, - какая ты тощая”. Ее избенка стояла на краю деревни. Женщина оказалась человеком добрым и к девочке отнеслась очень сердечно.
Семидесятидвухлетняя монахиня мать Наталья, шла в тот день в село Дуброво, где управляла церковным хором. Дорога была дальней, и она решила передохнуть у своей хорошей знакомой в Ларинках.
- Что это за девочка у тебя? - спросила она хозяйку.
- Подняла ее на улице, - сказала та.
- Я священника позову, - предложиламать Наталья, - девочку причастить надо.
Она пришла в церковь, рассказала настоятелю о Феодосии и попросила причастить ее. После службы взяла его облачение и поспешила обратно. “Пришел священник, а я - грязная, лохматая, все на мне сопрело, ничего нет. Мать Наталья развязала свой большой плат с кистями и укрыла меня им, а батюшка причастил”. А потом мать Наталья взяла Феодосию к себе.
В свое время мать Наталья, однофамилица девочки, была монахиней Вяземского Аркадиевского женского монастыря. Когда его закрыли, она поселилась в пятидесяти километрах от него, в селе Тёмкино, у сестры Екатерины, с которой вместе и жила. Старая монахиня обшивала окрестных жителей. Была она добрая, сама не поест, а человека покормит. И “до смерти любила она ребятишек”.
Однажды, когда началось время гонений и она была посажена в тюрьму, явилась ей Заступница Небесная и сказала: “Все монахини, сидящие здесь с тобой, записаны на смерть, а ты будешь ухаживать за больной в своем доме”. Эти слова она запомнила на всю жизнь. ВФеодосии мать Наталья как раз и увидела тот дар Божий, ту самую больную, о которой было ей много лет назад откровение. Прежде она хорошо знала семью девочки, догадывалась и об особом о ней промысле Божием. В свое время она даже просила у ее отца: “Отдай ты мне свою больную девочку”, - но он не согласился.
Привезя Феодосию в свой дом, мать Наталья начала расчесывать ей волосы. Расчесывает и плачет от жалости, так были спутаны они, по одной волосинке разбирала. Попросила у людей стиральной соды и в ней отмачивала грязь на волосах. Вымыла девочку, одела ей рубашечку, посадила на печку. “Ты полежи, - говорила она, - а я одеяло буду стегать. Отогревайся, хватит тебе на улице сидеть”.
Изба, где жила мать Наталья, стояла почти на самом краю села, у дороги. Была она очень маленькой и плохонькой, с подслеповатыми оконцами и выщербленным полом, устланным соломой. Обстановка бедная: стол, кровать да широкая лавка у окон. Иконы и лампадки в углу над столом были единственным украшением дома.
Мать Наталья поставила для девочки маленькую кровать, постелила сена, накрыла холщовой тряпкой, а самой пришлось спать на печи.
Сшила она девочке черное и белое платьица, кофточку, связала носочки, а на ноги сшила стеганные на вате бурочки, и говорит: “Теперь я тебя никуда не пущу, мне с тобой лучше”. - “Была она в ту пору хоть и старой, но сильной, возьмет меня на руки и несет”, - вспоминала матушка Макария.
Мать Наталья управляла хором из 17 человек и каждый раз ходила на службу в Дуброво за десять километров в один конец. Певчие, как и она, жили в Тёмкино (здесь к тому времени храм уже был разрушен, и они также были вынуждены трудиться в Дубровской церкви) и ходили туда вместе с матерью Натальей. Часто они все вместе собирались в доме монахини и очень красиво и задушевно пели старинные духовные стихи-“Я на кроватку взберусь, лягу на подушечку и лежу, молюсь да слушаю”, - рассказывала Матушка. Ей очень-очень хотелось петь вместе с ними, но в хор ее не принимали, хотя голос у нее был очень высокий и красивый и тонкий слух. Феодосия не раз пробовала подпевать им, но женщины насмехались над ней: “Во-о, никудышная, а голос како-ой! Смотри, как высоко подпевает!” Местным властям такие спевки не нравились, не по душе им была и старая монашка. Очень часто, в месяц по нескольку раз, ее вызывали или уводили в милицию, в райцентр, за четыре километра от села.
Отец Феодосии был убит на войне в 1944 году, не стало и братьев. Мать же вскоре приехала из Калуги в чем была. “Я тебя не возьму к себе, - говорила ей мать Наталья, - у нас и так тесно, да и хлеба негде взять. Если хочешь, можешь забирать свою дочку”. И Феодосии Никифоровне ничего не оставалось, как искать на старости лет другое пристанище. Умерла она в день своего Ангела в 1948 году.
В доме матери Натальи почти все работы по дому вскоре легли на плечи Феодосии. На коленях ползала она, мыла пол, обихаживала скотину - козу и поросенка, кормила кур. А в свободное от этих трудов время еще и вязала шали.
Спать в доме матери Натальи ей было некогда. Утром старая монахиня лишь печку затапливает, а девушка уже на молитву становится. Молилась она каждый день с шести утра до двенадцати дня, а кроме того, еще ночью вставала на полунощные молитвы.
Мать Наталья любила Богу молиться. Обычно сидит, шьет что-либо, а время подойдет, прекращает работу и встает на молитвенное правило. Поцелует Феодосию и спросит: “Хочешь слушать Псалтирь? Тогда я вслух буду читать”. Феодосия любила чтение этой богодухновенной книги: “Псалтирь - хорошая книга, она прямо оживляет человека. Мать Наталья читает, а я только радуюсь, потому что все чтение незнамо какое хорошее”. Так старая монахиня пела и читала, а девочка, не выпуская из рук работу, слушала. А иногда ляжет мать Наталья на печку погреться и рассказывает девочке, как жила она в Аркадиевском монастыре, каков был монастырский уклад.
Тем не менее в этом доме девочка приживалась трудно, мать Наталья была человеком строгим, и “что взять, то надо было у нее не единожды спросить, а я обидчивая, - вспоминала Матушка. - Она такая крикунья была, раскричится, а я говорю: “Уйду от тебя”. “Неужели ты это сделаешь?” - испугается она и замолчит”.
Питались они очень скромно: вместо хлеба - лепешки из жмыха, а вместо супа - пустая похлебка. Коза давала всего один литр молока в день.
Феодосия вновь принимает и исцеляет больных. “Я как стала принимать народ, говорю им: “Приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас” /Пс. 33,12/, - вспоминая, рассказывала старица. - А они мне: “А зачем нам твой страх, когда нам своего хватает? Итак кругом страх, нам этого довольно”. И действительно, конец 1940-х - начало 50-х годов было временем не только голодным, но и суровым. Страна залечивала послевоенные раны, лагеря наполнялись новыми заключенными, и жизнь людей была очень тяжелой.
Мать Наталья очень берегла Феодосию, ни на минуту не оставляя ее одну, а когда уходила из дома, то крепко-накрепко закрывала ее. Если кто-то из мужчин подходил к дому, она прятала ее на печку или за занавеску. И постоянно говорила ей: “Где есть мужчина, туда не ходи, а то мне за тебя на том свете придется горько плакать”.
Феодосия к той поре стала красивой взрослой девушкой. У нее были длинная и толстая черная коса и все такие же голубые, небесного цвета глаза. Одевалась она всегда очень скромно: “Я была как бесприданница - два платьица и рубашечка, и вся моя одежда помещалась в небольшом посылочном ящичке”.
Каждый месяц вызывали ее в райцентр за четыре километра на комиссию. “Не стали ли ходить у тебя ноги?” - спрашивали ее там и смеялись. - “Гордиться и вам не годится, - отвечала им девушка, - думаете, и я не могла б сидеть среди вас? Да Бог не привел”. И только молила Христа: “Если Ты так сотворил меня, пускай будет по-твоему”.
Молодость всегда берет свое, но Феодосия избегала соблазнов. “Я компании никогда не видела и за столом никогда не была. Надо очень крепко Бога молить, чтобы Он помог пережить молодые годы”, - скажет она потом.
более подробно.

Понравилась статья? Поделитесь ей

Распечатать статью